Новость дошла до журналистов, и журналисты потребовали у МВД комментариев. После этого пресс-секретарь МВД выступил по телевидению и сказал, что в Бештойском районе возле Хосола омоновцы окружили крупную банду боевиков.
Президент республики посмотрел по телевизору новости и успокоился, но тут пришло известие из приграничного села Мескен-Юрт, расположенного в тридцати километрах от Хосола. В Мескен-Юрте отряд боевиков из четырехсот человек перешел границу и зашел в село. Русских пограничников захватили без единого выстрела, а глава администрации села вышел на площадь и в четыре руки с лидером боевиков поднял над селом зеленый флаг. Лидера боевиков звали Ханпаши Хаджиев, и это был младший брат Арзо.
Президент Асланов был человек проницательный и понял, что на окруженную банду много списать не удастся. Было непонятно, что случилось в Бештойском районе – мятеж или вторжение, но было ясно, что надо посылать туда танки.
Президент Асланов позвонил командующему Северокавказским военным округом, но командующий был в отпуске и ради такого пустяка, как какие-то горные села, из отпуска возвращаться не собирался. Впрочем, даже если бы командующий вернулся из отпуска, толку от этого было мало, потому что президент Асланов ни разу не видел его трезвым.
Президент Асланов позвонил начальнику управления ФСБ по республике, но оказалось, что тот спешно вылетел в Москву.
Президент Асланов позвонил главе МВД республики, но сотовый министра не отвечал, а когда трубку взял охранник, он сообщил, что машина министра вот уже третий час стоит у железных ворот какого-то частного дома в Торби-кале, и что министр отправился в этот дом и строго-настрого запретил за ним следовать.
«Это заговор!» – понял президент Асланов.
Он созвал совещание и приказал найти главу МВД во что бы то ни стало. Специальная группа быстрого реагирования вышибла железные ворота и ввалилась внутрь, рассчитывая найти министра связанным и похищенным. Министр был действительно связан, но не совсем так, как представлялось собровцам. Он сидел на стуле, в наручниках и совершенно голый, и его охаживала плеткой крашеная блондинка, одетая в кожаные сапоги, кончавшиеся у самого лобка.
В пять часов вечера в кабинете президента Асланова началось экстренное заседание.
Глава МВД был чрезвычайно хмур и рассматривал все случившееся как попытку лишить его поста. Нравы в Торби-кале отличались патриархальной простотой, и кожаные плетки в ней еще никому не сходили с рук.
На приказ доложить обстановку он с ходу отрапортовал, что вверенные ему силы ведут в Бештойском районе операцию по уничтожению банды Арзо Хаджиева. Замглавы УФСБ был категорически несогласен с его словами. Он напомнил, что Хаджиев был уничтожен спецгруппой ФСБ еще полтора месяца назад.
А прокурор республики сказал:
– Это ни что иное, как заговор против нашего президента! Вы посмотрите, что происходит! Еще неизвестно, вторглись чеченцы на нашу землю или нет, а на площади уже столпились две тысячи человек, и Телаев с Маликовым раздают им оружие! Они говорят, что хотят воевать с чеченцами. Разве, когда Москва объявила войну Грозному, в Москве собирались на Красной площади и требовали вооружить народ? В России и без того есть, кому воевать! А эти люди – бандиты, которые под шумок хотят разжиться оружием и свергнуть нашего президента! Надо немедленно выступить по телевизору и запретить этим бандитам всякую самодеятельность!
* * *
В пять часов вечера, в то самое время, когда на митинге в Торби-кале раздавали оружие, а прокурор республики требовал прекратить беспорядки, Джамалудин и его люди заняли удобную позицию в пятнадцати километрах от Хосола в глубоком ущелье по дороге, ведущей к селу Курши.
Джамалудин не был единственным из аварских авторитетов, который готов был драться с чеченцами. Просто все остальные были в двухстах километрах от Хосола, а он – в двадцати.
С Джамалудином было всего шесть человек. Этого было слишком мало, чтобы принять бой, но остальные люди были нужнее в других местах, и Джамалудин распорядился ими так, как считал нужным.
– Почему ты думаешь, что Арзо уйдет из Хосола сегодня? – спросил Шапи, который был не очень доволен распоряжениями своего молодого товарища, – у него мало людей. Завтра их будет гораздо больше.
– Арзо опытный командир. Он понимает, что сейчас все решает время, а не число, – ответил Джамалудин, – если он промедлит три дня, сюда придут русские танки. А если он захватит Куршинский тоннель, танки останутся по ту сторону гор. Он пройдет здесь сегодня. Он сначала займет Курши, а потом тоннель, потому что к тоннелю нельзя подойти, миновав Курши.
– Тогда почему бы нам всем не ждать его у тоннеля? – спросил Шапи.
– Мы останемся здесь.
– Как бы мы не остались здесь навсегда, – возразил Шапи.
– На все воля Аллаха, – ответил на это Джамалудин.
* * *
Арзо не ожидал, что все случится так быстро: ему нужно было еще два-три дня, чтобы подтянуть в Хосол побольше людей и иметь возможность бросить их в бой дальше. Но искра проскочила между пластинами конденсатора раньше, чем Арзо планировал, и через два часа после мятежа в Хосоле, повинуясь переданному по цепочке приказу, четыре сотни чеченцев под командованием младшего брата Арзо вошли в Мескен-Юрт, – чеченское село с населением в девять тысяч человек на западе Бештойского района.
В семь вечера, предварительно выслав вперед разведчиков, Арзо посадил пятьдесят бойцов в два ГАЗ-66, сам сел в белую «Ниву», и выехал из Хосола. Целью его было небольшое село под названием Курши.
Территория республики РСА-Дарго в этом месте глубоко вонзалась в земли вайнахов, как акулий рот вонзается в сочное мясо. Весь Бештойский район походил на один огромный язык, вытянутый в направлении Чечни, и Мескен-Юрт и Хосол, если посмотреть на карту, были как бы двумя вершинами равнобедренного треугольника, основанием уходившего в Аварию, а острым концом упирающегося в Чечню. Расстояние между чеченским Мескен-Юртом и аварским Хосолом составляло всего тридцать километров, хотя площадь всего района была почти семь тысяч квадратных километров. Впрочем, это если считать по карте. Подлинную же площадь Бештойского района посчитать было совершенно невозможно. Ведь земля в этом месте не лежала смирно, как скатерь на столе. Она металась, как линия осциллографа, то вверх, то вниз. Здешние горы – сердце Кавказа – считались суровей лесистых вершин Чечни, расстояния в этих местах сходили с ума и сводили с него путников, и зачастую два села, разделенных деленьем линейки на карте, были разделены вечностью: кремневыми топорами скал, обрубающих всякие связи и оставляющих два аула с разными временами и разными языками.
Эти горы, наваленные друг на друга, как куски кровоточащего мяса, были соединены редкой кровеносной сетью дорог. Курши были расположены в двадцати километрах от Хосола, почти точно на линии, соединяющей два пограничных села, и, таким образом, тот, кто взял эти три села, отрезал бы Бештойский район от остальной Аварии. Еще важней было то, что сразу за Куршами был расположен четырехкилометровый тоннель, пробитый еще в тридцатых годах в самой толще хребта Тлярах-коль. Куршинский тоннель был единственной дорогой, которой русские танки могли пройти в Бештой.