– Но ведь они стреляли в нас! – возразил Ханпаши.
Арзо чуть не убил его на месте.
В это время кто-то осторожно тронул Арзо за рукав. Чеченец обернулся и увидел за собой восьмидесятилетнего старика.
– Можно я отлучусь по нужде? А то на глазах у всех как-то нехорошо, – сказал старик.
– Иди куда хочешь, – ответил Арзо.
Убитых в ночном бою противников было трое. Один был тот самый троюродный племянник Джамалудина, а остальные – федеральные пограничники из расположенной у села заставы. Арзо полагал, что среди защищавшихся было больше местных, чем погранцов, но местные были куда опытней – вот и уцелели.
Еще один человек был ранен. Он лежал недалеко от школы, прямо под ступенями магазина, и возле него собралось довольно много чеченцев и женщин. Как назло, раненый оказался русский. У него была фарфоровая кожа с немыслимым количеством рыжих веснушек и желто-соломенные волосы. На вид ему было лет восемнадцать. Он лежал, часто-часто дыша и зажимая аккуратную дырочку чуть выше колена. Штаны его были мокрые от крови и мочи.
Когда Арзо подошел к нему, раненый посмотрел на него круглыми от ужаса глазами и сказал:
– Не убивайте меня.
Арзо Хаджиев считался одним из самых жестоких полевых командиров, но он вовсе не всегда убивал солдат. Когда-то, в начале войны, когда русские танки вошли в Грозный, он освобождал пленных. Он отдавал их матерям и отпускал так, и он охотно менял федералов на тех, кто был в Ханкале. Даже когда всех чеченцев в Ханкале поубивали и менять было не на кого, Арзо отпустил два десятка пленных, за которыми приехали матери.
А потом его беременная жена поехала к родным, и когда Арзо нашел ее, сгнившую, в подвале, в животе ее лежал сгнивший пятимесячный ребенок. После этого Арзо никогда никого не отпускал.
– Не убивайте меня, – повторил пограничник, – я больше не буду.
Арзо в бешенстве дернул щекой. Было совершенно непонятно, что, собственно, значит, «больше не буду?» Он что, просил прощения за разбитое варенье? Женщины вокруг что-то шептали. Больше всего Арзо действовала на нервы его белобрысая рожа. Если бы этот парень хоть немного походил на кавказца!
– Тебя как зовут? – неожиданно для себя самого спросил Арзо.
– Сергей.
– Ты кто?
– А?
– По национальности, я спрашиваю, кто?
– Вепся, – жалобно сказал парень.
Арзо опешил.
– Что значит вепся?
– Народ такой. Вепси. В Карелии.
Арзо решил, что парень его разыгрывает. Он никогда не слышал, чтобы в России жили какие-то вепси. Аварцы – да. Чеченцы – да. Черкесы, осетины, калмыки, лезгины, балкарцы, карачаи…. Но чтобы вепси?
– А ну скажи что-нибудь на своем языке, – потребовал чеченец.
– Я не знаю, – ответил парень, – нас всего двадцать дворов осталось. Нас при переписи хотели записать русскими, а деда сказал: нет, мы вепси. Мы тут всегда жили и место это наше: Дыква.
Арзо молча смотрел на пограничника. То т был совсем еще щенок, и Арзо понимал, что он никогда не вырастет в мужчину.
Вот если его сейчас отпустить, так и будет всю жизнь ходить с мокрыми штанами. Как-то это сразу чувствовалось при виде этих серых перепуганных глаз. В какой-то момент Арзо понял, что не хочет убивать этого человека. Наверное, это было ошибкой – говорить с ним. Арзо никогда не говорил с пленниками. В лучшем случае он им приказывал.
– А до того, как вас завоевали русские, вы во что верили? – спросил Арзо.
– Камням молились, – честно признался пленник.
– Прими ислам, и останешься жить, – сказал Арзо.
Вепся испуганно кивнул. Было видно, что для того, чтобы жить, он готов стать хоть иудеем, хоть огнепоклонником.
– Перевяжите его, что ли, – хрипло сказал Арзо женщинам, повернулся и пошел прочь.
* * *
Арзо Хаджиев лежал на склоне горы, прямо за старым каменным дувалом, и сзади него был небольшой трехкомнатный домик с плоской кровлей и пристроенным сбоку навесом, а слева узкая мощеная дорога вела на местное кладбище.
Противоположный склон горы был похож на хвост павлина; пятна зелени, желтые лишайники и красные скалы сверкали тысячами искр в свете розового восходящего солнца, и за нижним срезом скал в долине лежало озеро такого неправдоподобно зеленого цвета, словно кто-то растворил в нем изумруд. Из расщелины в горах рушился водопад, и когда Арзо приник к оптическому прицелу, ему показалось, что пенные струи пролетают в метре от его лица.
Это был сказочный вид.
Главная причина, по которой Арзо выбрал именно эту позицию, заключалась в том, что он хотел умереть в таком красивом месте.
Спустя семь дней Арзо по-прежнему находился в селе Курши. Он связался с человеком, координировавшим вторжение, и тот запретил ему уходить из села. Он обещал ударить русским в тыл, зайдя с другой стороны тоннеля, но так и не выполнил обещания. А потом уходить стало поздно: три сотни боевиков были блокированы русскими танками и аварским ополчением.
Две трети жителей куда-то сбежали, остальных Арзо заставил рыть окопы. С рассветом седьмого дня чеченцы согнали людей на площадь. Арзо вышел к людям, обвел их взглядом и сказал:
– Русские привезли «град». Уходите из села.
Через час, кроме боевиков, в селе осталось лишь несколько десятков человек да дюжина омоновцев, захваченных Ханпаши в Мескен-Юрте. Их на всякий случай пока не убили.
Спустя два часа Арзо увидел, что к окраине села подъезжает белый «Хаммер». Из «Хаммера» вышел Джамалудин, и Арзо, подумав, спустился к нему до околицы. Джамалудин попросил Арзо отпустить всех жителей, и Арзо сказал, что он может проехать по селу и забрать тех, кого уговорит.
– Те, кто остался, сами не хотят уезжать, – сказал Арзо, – они считают, что когда федералы ворвутся сюда, они все разграбят. Ты думаешь, это я их держу? Я не собираюсь прятаться за спины людей.
Тогда Джамалудин попросил его отпустить омоновцев.
– Нет, – ответил Арзо.
– Ты же не собираешься прятаться за спины людей.
– Я сказал: «людей». Я не сказал: «ментов».
Аварцы уехали, и Арзо поднялся по узкой немощеной улочке на пятачок за дувалом и снова стал глядеть в оптический прицел на пенные брызги.
Когда-то Арзо слышал рассказ о том, что именно возле Куршинской долины шайтан-хозяин Грозы, бился с шайтаном-хозяином Неба, и когда молнии зажгли окрестные леса, хозяин Неба создал водопад, чтобы потушить пожар. Леса все равно сгорели, – пятна зелени скользили, как вышивка, между красных, желтых и серых скал, но взбитая в пену вода падала в зеленое озеро, и гул от нее был такой, что даже на этом расстоянии он заглушал гул русских танков.