Но главным козырем Арзо были не сами горы, а люди, которые жили в них. Арзо мог бы выбрать для вторжения равнинный Шахдагский район, плодородные земли кумыков и ногайцев, сквозь которые открывался прямой проход до Торби-калы. Он мог бы выбрать Халинский район, некогда сплошь заселенный чеченцами.
Но он выбрал именно сердце гор.
Здесь даже в советское время не закрывались мечети. Здесь женщины не ходили без платка, а старики – без папахи. Здесь не было безработицы, преступлений и советской власти. Здесь изобличенных насильников сжигали вместе с домом, а земельные споры решали у имама мечети. Не потому, что жители этих сел были ваххабиты. А потому, что они были горцы.
Арзо понимал, что как только тоннель будет захвачен, весь район окажется в мешке. Окруженные с двух сторон Чечней, с перерезанной пуповиной между ними и остальной республикой, брошенные в каменные качели взлетающих к небу гор и падающих к преисподней ущелий, немногочисленные представители официальной власти будут вырезаны чеченскими моджахедами или восставшими местными жителями.
Единственным их опорным пунктом могла быть Бештойская база, но база всегда была вспомогательным аэродромом, непригодным для переброски на территорию Чечни тяжелой техники. Сама высота ее над уровнем моря создавала кучу проблем, да и странно было бы строить аэродром, способный принимать тяжелые транспортники, на плоскогорье, окруженном непроходимыми для танков горами.
Арзо не собирался брать Бештой-10: база должна была сдаться сама. А если в предстоящей войне с нее будут взлетать самолеты, бомбящие аварские села, что же, тем лучше. Арзо знал, что завоевать эту землю, как и Чечню, нельзя, потому что на этой земле, как и в Чечне, воевать приходилось не с государством, а с племенем. А племя победить невозможно, можно только привлечь его на свою сторону: и русские бомбардировщики над горными селами справятся с этим лучше любого имама.
Разведка проехала до Куршей совершенно беспрепятственно, не встретив на пути ничего страшнее стада овец, и точно так же, безо всяких приключений, продолжали свой путь машины Арзо.
Дорога, первоначально шедшая меж холмов, очень быстро забралась в горы. С обеих сторон поднялись песочного цвета скалы, не такие, как в Чечне, лишенные зелени и лесов, обметанные разноцветным лишаем колючек. Впереди показалась длинная гора, похожая на обглоданный хрящ осетра. Солнце еще горело на ее костистой верхушке, но в ущелье, где ехали чеченцы, уже легла мерзлая тень.
Дорога нырнула вниз, ближе к черному хрусталю Кара-Ангу, и наконец впереди показался мост, пробегавший по плотине электростанции.
Из-за запруды, устроенной еще в тридцатые годы, в этих местах было достаточно влаги, чтобы с одной стороны ущелья над речкой вырос густой, уходивший до самой вершины лес; противоположная гора была почти безволосой, и черные тени метались между ее каменными осыпями и навороченными друг на дружку волдырями скал.
Первый ГАЗ, взвыв двигателем, въехал на мост – и в эту секунду Арзо заметил на левой, усыпанной завалами скал горе вспышку выстрела и услышал свист ПТУРа.
ПТУР, управляемый по проводам, летит медленно, – и Арзо отчетливо видел подлет самого снаряда, сверкнувшего стальным боком на фоне заходящего солнца, – но, конечно, недостаточно медленно, чтобы водитель грузовика мог как-то уклониться от управляемой ракеты.
ПТУР угодил в лобовое стекло, прошил его насквозь и разорвался уже под тентом, где сидели двадцать четыре бойца. В мгновение ока на месте грузовика вспух огненный шар.
Арзо в этот момент уже вывалился из «Нивы» и лежал в придорожных камнях, высаживая короткие очереди в то место, откуда вышла ракета.
Грохнула «муха», и Арзо обернулся, чтобы увидеть, как граната разорвалась перед замыкающим колонну грузовиком.
Взрывная волна задрала его колесами в воздух, подержала и, подумав, опустила обратно. ГА З приземлился на все четыре колеса, правое переднее при этом разлетелось, грузовик подумал и завалился набок. Из него стали выскакивать люди.
Выпустив очередь, Арзо перекатился за другой камень, и тут же в место, где он лежал до этого, ударила граната из подствольника. Арзо снова выстрелил по голой горе, туда, где в свалявшейся перхоти колючек и каменных буграх скал и прятался человек с ПТУРом, а потом покатился вниз, под плотину. Лысая гора совершенно исчезла из его поля зрения, и теперь он видел только то, что происходит у лесного склона.
Еще одна граната между тем угодила во второй ГАЗ, но большинство бойцов уже успели из него выпрыгнуть, и Арзо даже видел нескольких, которые бежали вверх, в лес, паля в невидимого противника. Трое споткнулись и упали (причем одного, как точно заметил Арзо, швырнуло вперед, выстрелом в спину), – но остальные достигли деревьев и полезли вверх по склону, хотя бы отчасти уравнивая свои шансы с противником.
Бой продолжался недолго, – минуты три – но его последствия были ужасны. Двадцать пять человек сгорели вместе с ГАЗом, выехавшим на плотину, даже не успев понять, что произошло. Всего убитых было тридцать один, и еще трое бойцов были ранены. Сгорели и оба грузовика.
Они попали в классическую засаду, – кинжальный перекрестный огонь с обеих сторон ущелья, – ту самую, которую Арзо обожал устраивать русским войскам, и результаты ее были также катастрофичны.
Раненых отправили в Хосол на уцелевшей «Ниве». Через два часа изнуряющего марша двадцать человек под командой Арзо вышли к Куршам, и там, в километре от села, встретились тремя сотнями бойцов, которыми командовал его младший брат Ханпаши.
Ночное нападение не вышло неожиданным. Их обстреляли уже в селе. Почерк был тот же самый – автоматный огонь из-за плотно закрытых ворот, беспорядочная стрельба, которая не столько нанесла чеченцам непоправимый урон, сколько заставила их вскакивать в сонные дома, разнося очередями некстати проснувшуюся живность и кладя на пол, ударами и угрозами, жителей села.
Арзо уже ничуть не удивился, когда в одном из нападавших, пристреленных-таки у здания школы, узнали троюродного племянника Джамалудина Кемирова.
Отряд прошел сквозь село и бросился вперед, к тоннелю. Но было уже поздно. Сопротивление в самих Куршах было слабым не потому, что у Джамалудина не было людей, а потому, что он сосредоточил все силы около тоннеля. Два часа, прошедшие после засады у Кара-Ангу, Джамалудин Кемиров использовал для того, чтобы превратить узкий подступ к туннелю в превосходно укрепленную линию обороны.
Это было нетрудно – учитывая тот факт, что перед тоннелем дорога сужалась и шла между двух стен отвесного ущелья, сверху поросшего лесом. Арзо не мог похвастаться глубоким знанием военной истории, но историю трехсот спартанцев под Фермопилами он знал хорошо. А ведь у царя Леонида не было гранатометов.
* * *
Измученный, усталый, и слегка контуженный Арзо вернулся в Курши в девять часов утра. По улицам бродили куры, а возле школы голосили бабы. Оказалось, что Ханпаши согнал всех мужчин села в школьный двор и расставил вокруг автоматчиков. Арзо сорвался и начал орать.