Севастьянов бессильно откинулся в кресле устало прикрыв глаза. Мысли скакали в голове безумным хороводом. Какого черта?! Он не видел бывшую жену уже много лет, не вспоминал о ней и был вполне счастлив. Даже представить вот так сразу, как она может сейчас выглядеть и то не получалось. Слава богу, детей у них не было и после формального развода в местном ЗАГСе, оба с чистой совестью могли забыть друг о друге навсегда. Что собственно Севастьянов и проделал с превеликим удовольствием, уж больно много нервов стоила ему семейная жизнь. Кстати, если супруга и в молодости не была образцом кротости и женской мягкости, то сейчас вполне могла превратиться в невыносимую базарную бабищу. Нет, уж, благодарю покорно за такую спутницу!
Петр Максимович с невыразимым удовольствием цветущим на лице наблюдал за ним из своего кресла, как по книге читая по лицу подполковника все владеющие им чувства. Чекист явно наслаждался.
— Но, моя жена… — начал было Севастьянов, собравшись наконец с мыслями и решив сражаться до конца.
— Ваша жена, ожидает в приемной. Сейчас мы ее позовем, — заговорщицки подмигнув сообщил Петр Максимович, едва сдерживая так и ползущую по лицу торжествующую улыбку.
Склонившись над селектором он нажал кнопку громкой связи и нарочито небрежно произнес в микрофон:
— Мариночка, зайдите, пожалуйста.
— Но мою жену зовут…
Раскрывшаяся дверь кабинета не дала ему закончить фразу. На пороге стояла та самая девушка, что приносила им кофе в начале беседы.
— Знакомьтесь, — картинным жестом повел в ее сторону Петр Максимович. — Хрусталева Марина Владимировна, капитан Федеральной Службы Безопасности. На данный момент еще и Ваша жена. Так что прошу любить и жаловать. Мариночка, вот это и есть Ваш супруг — Севастьянов Виктор Сергеевич. Вы не смотрите, что у него сейчас такой глупый вид, это просто от восхищения Вашей красотой. Проходите, не стойте в дверях.
Девушка послала обоим мужчинам обворожительную улыбку, кокетливо взмахнув длинными ресницами, однако Севастьянов ясно видел, что глаза за этим очаровательным пологом остались все теми же цепкими и холодно-внимательными, в чем-то как две капли воды похожими на глаза самого Петра Максимовича. "Не иначе, как его собственная выученица, — тут же решил про себя Севастьянов. — Ишь, так и буравит зеньками, в самую душу залезть пытается!"
— Вот все же, что не говори, а перевелись гусары в нашей армии… Перевелись… — горестно посетовал Петр Максимович с кряхтеньем выбираясь из кресла, чтобы подвинуть подошедшей сотруднице стул. — Все только мы, старики, еще за приличные манеры держимся… И-эх…
— Благодарю, Вас, Петр Максимович, — низким грудным голосом проворковала Марина, с неуловимой грацией опускаясь на предложенное место и бросив оценивающий взгляд на презрительно скривившегося Севастьянова.
Не то чтобы подполковник был ярым сторонником женской эмансипации и начисто отрицал архаичные правила хорошего тона, просто в данный момент вошедшая в кабинет женщина была для него вовсе не представительницей слабого пола, а лишь еще одним функционером системы медленно но верно втягивающей его в свои жернова. Проявлять по отношению к капитану женского пола благородные манеры Севастьянову казалось по меньшей мере глупым.
Петр Максимович вернулся на свое место, продолжая укоризненно покачивать лобастой головой. Игнорируя его осуждающее ворчанье Севастьянов скрестил руки на груди и холодно оглядев обоих безопасников отчеканил:
— Потрудитесь теперь вразумительно объяснить мне, что здесь происходит.
Он решил про себя, что пора уже и слегка показать зубы, все же не со слепым щенком имеют дело эти двое, а со старшим офицером Вооруженных Сил, а это чего-то да стоит. Хватит уже разыгрывать из себя покорно идущего на бойню телка! Однако все его старания так и пропали в туне, начавшегося бунта просто никто не заметил. Демонстративно.
— О, как! — качнув головой обратился к девушке Петр Максимович так, словно Севастьянова тут и вообще не было. — Сколько в голосе стали и непреклонности, а? Обратила внимание, деточка? Вот тебе муж достался, с таким не забалуешь… Будешь теперь жить по всем установлениям домостроя… Ну да так оно может и лучше… А то распустилась сейчас молодежь…
— Прекратите поясничать! — отрубил тем же тоном Севастьянов. — Эта раскрашенная кукла мне не жена! Больше скажу, у нее нет никаких шансов когда-либо выступить в этом качестве! А теперь я жду объяснений!
— Слыхала, Мариночка? Он объяснений ждет, вот, доигрались! — трагическим театральным шепотом сообщил сотруднице Петр Максимович. — Объясни ему, а то как бы хуже не было…
Мариночка кивнула в ответ с самым серьезным видом и развернулась к Севастьянову, обдав его равнодушно-презрительным взглядом, словно на букашку какую смотрела, а не на живого человека.
— Для начала, я, в данный момент не просто раскрашенная кукла, как Вы изволили выразиться, а сотрудник государственной службы безопасности. Так что извольте соблюдать в общении хотя бы минимальные приличия. Кроме того, неужели Вы хоть на минуту могли подумать, что Вас отпустят за границу с миссией такой важности одного, без присмотра и поддержки опытного оперативника? Вы же умный человек, Виктор Сергеевич…
Укоризненное покачивание головы, призвано было наглядно показать Севастьянову, чего стоят по ее мнению такие беспочвенные мечты о свободе и бесконтрольности. Еще бы, если уж попал в поле зрения подобной конторы, то о свободе действий можешь забыть сразу, каждый твой шаг будет осуществляться под самым тщательным присмотром и плотной опекой. Иначе никак, таковы правила… Никому не верь, а своим не верь сугубо и трегубо! По мнению женщины-капитана это должно быть понятно всем и каждому, даже такому недоумку, как армейский подполковник. Севастьянов, чувствуя себя под ее взглядом предельно неловким и жалким, как нашкодивший первоклашка перед строгим учителем, судорожно сглотнул и опустил глаза, уставившись в пол, молчаливо признавая свое поражение. Действительно, как он мог быть таким наивным, ишь, раскатал губу, народный мститель!
— Поверьте, — мягко произнесла Марина. — Я не самый худший вариант куратора. Вам могли подобрать кого-то гораздо более неприятного…
Из здания отдела ФСБ они выходили вместе, у крыльца с рядом круто сбегающих вниз ступенек Марина требовательно протянула руку, и он обреченно подхватил ее за узкую изящную кисть, помогая спуститься. Наверняка, подобное упражнение не представляло для тренированного оперативника никакой сложности, но ей для чего-то нужен был этот формальный жест ухаживания, символ принятия под свое покровительство слабой беззащитной женщины, и она его получила. "Хотя, то, что идет сейчас рядом со мной, вряд ли можно назвать слабым и беззащитным… Да и женщина ей не слишком подходит, — неприязненно подумал про себя Севастьянов. — Это тот же затаившийся до поры хищник, умный и коварный враг, который не остановится ни перед чем, чтобы заставить меня сделать то, что им нужно. Точно такой же, как притворно доброжелательный и простой Петр Максимович. Меняется только оболочка и за этими мило припухшими губками, длинными ресницами и невинным взглядом глаз прячется все тоже бездушное расчетливое существо, привычно пользующееся внешней своей безобидностью, чтобы дурачить таких как я". В этот момент размышления его были прерваны негромким вскриком донесшимся сбоку. Тело среагировало автоматически, стремительным рывком подхватив оступившуюся женщину под локоть и удержав от неминуемого падения. На одну короткую, почти неуловимую секунду он почувствовал на своей ладони тяжелую мягкость ее груди, ощутил аромат духов с легкой примесью сладкого женского пота, мазнувшие по щеке жесткие пряди волос… "Похоже, крашеная, натуральные мягче, шелковистее…" — пронеслось в голове бестолковое и вовсе ненужное.