Иван Александрович еле удержал рвавшийся из груди крик. Дома он первым делом бросился в ванную умыть разгоряченное лицо. Кинул взгляд в зеркало и издал душераздирающий вопль. На белоснежной рубашке застыли отвратительные бордовые капли. На секунду обезумевшему от горя старику показалось, что на него брызнула кровь сына, безвинно погибшего Вадима… Дрожащими руками он стянул испорченную рубашку и понюхал… вино. На ткани были всего лишь пятна «Хванчкары». Очевидно, когда опрокинулась рюмка, брызги попали на актера.
Греков замолчал и вновь вытащил пачку «Мальборо». Понюхал сигаретку, потом махнул рукой и закурил. Глядя, как дым медленно поднимается к потолку, я робко спросила:
– Что же дальше?
Старик вскинул брови.
– Ну, женщины! Просил не перебивать! Отвратительная привычка! Сам не знаю, почему тут каюсь перед вами. Никому до сих пор не рассказывал, но вы так похожи на Люку!
– Извините, – пробормотала я, – извините…
– Ладно, – помягчел старик, – потерпите еще чуть-чуть, скоро конец истории.
У Грекова был хороший приятель в МВД. К нему-то и отправился актер рассказать о полученных от Кабанова сведениях. Но друг безнадежно вздохнул:
– По свежим следам трудно раскрыть преступление, а ты хочешь старое дело подсунуть! Никто не возьмется, и не надейся. Официальным путем шиш получишь!
– Что ты имеешь в виду? – поинтересовался Греков.
Знакомый пояснил:
– Есть у меня сотрудник, бойкий парнишка, молодой да быстрый, земля под ногами горит. Недавно жена ему двойню родила. Сам понимаешь, пеленки, ползунки, кроватки. Нанял бы его приватно поразузнать о твоей «дочурке» правду. Он сейчас как раз в отпуске, на безденежье жалуется. Дело, естественно, никто заводить не станет, но хоть будешь знать, с кем в одной квартире живешь. Лопух ты, братец. Пустил к себе в дом человека, а ничегошеньки о ней не знаешь!
Недели хватило трудолюбивому оперативнику, чтобы собрать массу нелицеприятных сведений. Иван Александрович, пока читал отчет, безостановочно сосал валидол. Было отчего тронуться умом.
Милая, прелестная, воспитанная Люка не сказала о себе ни слова правды. Мама у нее действительно имелась, но отнюдь не была несчастной, умирающей онкологической больной. Дочь к родительнице не ездила, а приятно проводила время со своими любовниками. Настырный опер раскопал имена шести мужчин, пользующихся благосклонностью дамы. Все они расстались с ней из-за ее патологической страсти к карточным играм. Люка резалась по-крупному, в основном в покер – игру, требующую не только хорошего расклада на руках, но и умения блефовать, актерских способностей и наглости. Всеми этими качествами дама обладала в избытке, но ей фатально не везло. Блефуй, не блефуй, но когда у тебя только пара шестерок, а соперник, ухмыляясь, открывает каре на тузах, никакая наглость не поможет. Люку прекрасно знали на конспиративных московских квартирах, где шла серьезная игра. Пару раз она проигрывала такие суммы, что хозяева подпольных казино разрешали ей выплачивать долги частями…
Грекова неприятно поразил тот факт, что один из любовников Люки служил заведующим нотариальной конторой. Мужик носил неблагозвучную фамилию Сруль, и именно его подпись стояла под завещанием Вадима. Иван Александрович запомнил эту фамилию великолепно. Да и с самой квартирой произошла какая-то странная история. Оставшись жить с Грековым, Иветта через некоторое время объявила, что пустила в пустующие хоромы подругу с мужем. Дескать, та не ладит со свекровью, а денег снять жилплощадь нет. Иван Александрович еще умилился тогда доброте «дочурки». Теперь же выяснилось, что квартирка сдается, причем за приличную сумму. Дочитав до фразы: «расплачивалась с должниками золотым браслетом с мелкими рубинами», Греков побежал в спальню умершей жены, где на трюмо совершенно открыто стояла шкатулка с драгоценностями. Покойная Александра Ивановна обожала украшения, и муж дарил ей их по каждому поводу.
В шкатулке оказалось всего несколько колец, серег и пара браслетов. Остальное исчезло. Старик припомнил череду уволенных домработниц, обвиненных в воровстве, и пошел в комнату Люки. Открыл шкаф, вытащил вещи, методично упаковал их в большие чемоданы. Актер не забыл ничего, уложил даже косметику и зубную щетку…
Пришедшая домой Люка протянула ему с улыбкой коробочку конфет и сказала:
– Вот купила к чаю.
Старик молча подал ей милицейский отчет и указал на чемоданы:
– Убирайся!
Очевидно, у Иветты была железная нервная система, потому что она разрыдалась и стала лепетать про происки врагов, желавших разлучить ее с любимым «отцом». Но Греков был неумолим.
– Куда же я пойду? – вопрошала Люка. – На улицу?
– Зачем? – хмыкнул старик. – Ты имеешь квартиру, убирайся.
Поняв, что больше изображать из себя бедную сироту не получится, Люка ушла. Иван Александрович сменил на следующий день замки и зажил бобылем. Но на старика навалились болячки, началась бессонница. Однажды, промучившись полночи на горячей подушке, он взял невесть как оказавшийся в доме детектив «Коварный убийца». Скорее всего книга принадлежала Люке, большой охотнице до криминальных историй. От тоски старик принялся перелистывать сероватые странички и скоро почувствовал, как по спине текут крупные капли пота. Главный герой убивал свою жену весьма хитрым способом. Дождавшись, пока ничего не подозревающая женщина начнет мыться, он бросил ей в ванну включенный фен…
Иван Александрович замолчал. Я боялась разозлить его и тоже не проронила ни слова. Наконец старик выдавил:
– Все.
– А где Люка сейчас?
Греков отвернулся к окну и уставился на падающий сплошной пеленой снег.
– Наверное, дома, в украденной квартире, проезд Сомова, дом 9.
– Она работает?
Иван Александрович грустно улыбнулся.
– Насколько мне известно, ее отовсюду выгнали, вроде у Пашина подвизается. Знаете, что это за театр?
Я кивнула. Не уверена, что подобное действо можно назвать спектаклем. Эротическое, даже порнографическое шоу, но никак не театральная постановка. Сама я не ходила к Пашину, но Аркашка и Зайка один раз рискнули и потом долго плевались.
Я ушла от старика Грекова довольно поздно. Абитуриентка почему-то не явилась на встречу, и мы мирно пили чай, обсуждая постановки Штайна и гастроли Бежара. Наконец распрощались, и я вышла на улицу.