– Добрый день, тетенька, – добавил мальчик.
– Идите мойте руки, – велела мать, – потом пообедаете.
Ребята мигом испарились. Люся с тоской поглядела в мою сторону. В моей душе бушевали противоречивые чувства. Конечно, она воровка, беззастенчиво присвоившая себе чужие деньги. Но, с другой стороны, эти несчастные, явно больные дети.
Мой взгляд упал на потрескавшиеся, красные руки стрелочницы. Тяжелый труд превратил ладони в лопаты, шишковатые суставы без слов рассказывали об артрите.
Неожиданно в кухню ворвался луч света. Он заиграл на дешевых красных пластмассовых чашках и эмалированном чайнике. Я вздохнула. Ну и как поступить? Сообщить о краже в милицию? Итог ясен – Люся в СИЗО, дети в интернате, или, что еще хуже, отданы под опеку бабки и отца, алкоголиков… Верочка пока не найдена…
Понимая, какие колебания происходят в моей душе, Люся тихо предложила:
– Давайте буду ездить к вам убираться. Просто так, без денег.
На душе стало отчего-то гадко. И тут в кухне снова появились дети. Девочка несла маленького щеночка, месяца полтора, не больше. Собачонок разевал пасть с мелкими, молочными зубками и тихо пищал.
– Это еще чего? – удивилась Люся, на миг забыв обо мне.
– Вот, – тихо сказала дочь, – в овраге сидел, небось выкинули, давай возьмем, подохнет ведь, маленький больно.
– Пожалуйста, – добавил сынишка.
– А, да пес с ним, – легко согласилась мать, – пусть живет, где трое, там и четвертый прокормится. Только вымыть надо, чтобы блох не было. Вона, налейте ему молока…
В моей душе лопнула какая-то туго натянутая струнка.
– Ладно, Люся, мне пора ехать, рада, что вы начинаете новую жизнь.
Из глаз хозяйки опять потекли слезы, но сейчас она не забилась в истерике, а спокойно ответила:
– Спаси вас господь за доброту, больше никогда в жизни…
Я кивнула головой и ушла. Карабкаясь вверх по неудобным железным ступенькам, запыхалась и, добравшись наконец до шоссе, поглядела вниз, на помойку, среди которой терялся восемнадцатый дом. Счастливой можно быть везде, даже в таком месте… Интересно, а как бы поступила я, оказавшись на месте стрелочницы?
Понесла бы деньги в милицию? Постояв в раздумье, влезла в «Вольво». Если бы подобный вопрос задал мне посторонний человек, тут же пришла бы в негодование и сообщила: «Естественно». Но наедине с собой следовало признать: скорей всего – нет.
Дома первым делом пошла в комнату к Алиске. Несмотря на то, что часы показывали всего четыре часа дня, балерина валялась в кровати, укутавшись с головой одеялом.
– Плохо себя чувствуешь? – осведомилась я с порога.
Но гостья молчала.
– Алиса!
Ответа нет. Я подошла к постели и потянула за край пледа. На подушке лежала сморщенная мордочка Фредди. Все личико обезьянки покрывали гнойники, бедная мартышка дышала с присвистом, ей явно очень худо.
Я побежала к телефону, а потом в Машкину комнату за справочником «Инфекционные заболевания». Про мартышек тут не так уж и много, написано больше про кошек, собак и попугайчиков.
Приехавший ветеринар почесал в затылке.
– Первый раз встречаю такое…
– Обезьян лечить приходилось?
Врач оскорбился:
– Если не доверяете, зачем вызывали…
– Что вы, что вы, – начала я оправдываться, – просто так поинтересовалась. Знаете, у нас в доме была ветрянка!
– Ну, на ветряную оспу мало похоже.
– А вдруг?
Ветеринар сердито щелкнул саквояжем и принялся выписывать рецепты.
– Скорей всего просто перекормили животное неподходящей пищей. Чем она питается?
Я пожала плечами:
– Да всем. Последний раз видела, как Фредди лопал пирожки с мясом!
– Ну так что же вы после такого хотите? – хмыкнул мужик, протягивая мне бумажки. – Обезьяна, конечно, существо человекообразное, но ведь не человек же! Кстати, и для людей пироги с мясом не лучшая диета… Вот, будете давать неделю, и никаких котлет, макарон и пирожных, только здоровую пищу: каши на воде, без соли и сахара, овощи, желательно сырые, фрукты…
Интересно, почему все вкусное вредно, а полезное несъедобно? Мучаясь этой мыслью, я покатила по аптекам. В одной нашлось нужное, но не в той дозировке, в другой не оказалось ничего, в третьей лекарство лежит, только не в таблетках, а в виде раствора. Устав от бесплодных поездок, я купила ампулы. Подумаешь, какая разница!
Дома вылила содержимое в чайную ложку и, сев на кровать, принялась ворковать, точно как Алиска.
– Фреддинька, открой ротик.
Но мерзкое животное только сильнее стиснуло зубы.
– Смотри, Фреддичка, муха!
Мартышка оживилась, разинула пасть и принялась внимательно следить за жужжащей точкой.
Я не растерялась и ловко вылила на розовый язык бесцветную жидкость. Обезьяна замерла, потом издала истошный звук; так кричит легендарный Мик Джаггер, завершая свой концерт. Длинное, варварское у-у-у-у, призванное еще больше подзавести зал.
Не успела я перепугаться, как лежавший до этого пластом Фредди ринулся к открытому окошку, выпрыгнул на террасу, опрокинул там пару плетеных стульев и вылетел в сад.
«Крайне эффективное лекарство, – подумала я, глядя, как обезьяна катается по едва зазеленевшему газону. – Только что умирал, вдруг, раз, повеселел, играет!»
– Боже, – закричала невесть откуда взявшаяся Алиска, – что с тобой? Что ты съел? Помогите!
На вопль принеслась Маня. Вдвоем они кое-как скрутили беснующегося Фредди. Я робко подошла к ним и поглядела на морду своего пациента. Да, кажется, поторопилась, думая, что лекарство поможет. Изо рта Фредди клоками свисала пена, глаза покраснели, из носа потоком текли сопли, а нарывы стали еще ярче.
– Миленький, любименький, – причитала Алиска, поглаживая «сыночка» по всклокоченной макушке, – ну скажи мамочке, что ты такое проглотил, дурачок!
Мартышка обиженно засопела и, вытянув вперед волосатую лапу, показала в мою сторону:
– У-у-у!