— Красивая, умная, веселая… И она была ко мне добра. Несмотря ни на что. Была добра.
— Несмотря ни на что?
— Она думала… — Начала я и запнулась.
— Что она думала?
Он откинулся на спинку сиденья так небрежно, словно его вовсе не интересовал мой ответ. Но я прекрасно видела, как он ловит каждое слово.
— Снова допрос? — спросила я.
— Нет, конечно же нет, — поспешил он с ответом. — Можешь не отвечать. Просто я хотел больше узнать о ней.
— Она думала, я пытаюсь увести у нее парня, — призналась я, следя за реакцией Карлинга.
Он посмотрел на меня с каким-то непонятным выражением лица:
— А ты… в самом деле?..
Через две недели после того, как я перебралась на «Месть прилива», я решила съездить в Лондон.
Кэдди снимала квартиру в Уолворте, не так уж далеко от моего прежнего жилья в Клэпеме. Я нашла ее квартиру без особого труда, шла не торопясь, раздумывая, стоит ли заходить к ней. Воскресенье, полдень миновал, и, хотя она могла еще валяться в постели, в такое время вполне прилично заглянуть в гости даже к «сове» вроде Кэнданс.
К моему удивлению, она сразу же открыла дверь. Одета была в джинсы и в серую, плотно облегающую футболку, выгодно подчеркивавшую грудь и тонкую талию.
— О! — сказала она.
Совсем другая, с распущенными, струящими по спине волосами, без макияжа, она казалась очень молодой. Я сообразила, что никогда не интересовалась возрастом Кэдди, заведомо считая ее своей ровесницей, но теперь, в ярком апрельском свете, она выглядела чуть ли не подростком.
На миг мне показалось, будто она сейчас захлопнет передо мной дверь, но любопытство взяло верх, и Кэдди отступила в сторону, пропуская меня в дом.
Ее квартира отличалась безупречной чистотой; по-видимому, я как раз оторвала ее от уборки: на кухне стояло ведро со шваброй и плитки пола еще не высохли. В широкой и светлой гостиной пахло моющим средством, стекла двери, выходящей на балкон, сияли. Снизу доносился слабый отголосок машин с Южной кольцевой.
— Хочешь чего-нибудь выпить?
— Большое спасибо, не откажусь. Воды.
Я присела на край белого углового дивана, присмотрелась к модному черно-белому рисунку обоев, и голова у меня слегка закружилась.
— Фиц озверел, когда ты уволилась, — сообщила Кэдди, протягивая мне стакан воды с двумя позвякивающими кубиками льда.
— А когда я сказала, он и бровью не повел.
Она присела напротив меня, скрестив ноги, сгибая и разгибая босые загорелые стопы.
— Так что произошло? С чего ты вдруг взяла и все бросила?
— Просто… ну, просто решила, что с меня хватит. Купила себе судно.
— Что, яхту? — рассмеялась она.
— Не совсем. Баржу. Буду жить на борту.
Кэдди озадаченно уставилась на меня, покачала головой:
— Непредсказуемый ты человек.
— Как и ты. Но я хотела повидать тебя, извиниться за то, что в последнее время у нас возникли недоразумения. Ты была моей лучшей подругой. Не хотелось бы терять с тобой связь.
Ну вот, я все сказала. Извинилась, если вдруг она думает, что я причинила ей какой-то ущерб.
Кэдди опустила ноги на стул, скрестила их, прикусила нижнюю губу.
— Не знаю, — протянула она. — Все это странно вышло.
— Что вышло странно?
— Твое увольнение. Рейд. Ты знаешь об этом?
— О чем?
— В прошлую пятницу. Полицейские устроили рейд, заполонили весь клуб. Сплошной кошмар, жесть просто! Нас не выпускали до десяти утра. Я чуть тапки не отбросила от усталости.
— Черт! Они что-нибудь нашли? Что произошло?
— Не знаю. Мне теперь никто ничего не рассказывает. В субботу клуб был закрыт, мы все получили отгул и нищенскую компенсацию от Норланда. С воскресенья все возобновилось и пошло как обычно.
Только одно имя вертелось у меня в голове: Дилан! Он так и не позвонил мне, а ведь я почти надеялась. Таскала его телефон с собой, тщательно подзаряжала, ждала звонка. Неудивительно, что он не позвонил. Раз полиция заинтересовалась клубом, у Дилана сейчас хлопот по горло — это еще мягко выражаясь.
— Фиц шутил по этому поводу: стоило тебе уйти, и в клуб заявилась полиция. Он решил, это ты все подстроила.
Она рассказывала это со смехом, но меня с ног до головы пробрал внезапный озноб.
— Он вечно кого-нибудь в чем-нибудь подозревает, — сказала я.
— Ага.
— Ты влюблена в него, — сказала я, пытаясь осторожно сменить тему.
— Да уж, и порой слишком откровенно это показываю. Дура.
— Он не понимает, что творит, — сказала я. — Ты заслуживаешь лучшего.
— Невостребованная любовь, — сказала она. — Это нелегко.
Я допила воду и подумала, не пора ли уходить. Я пришла помириться, узнать, как она поживает, и узнала. Теперь мы будем поддерживать отношения, и это хорошо.
— Как бедолага Дилан, — добавила она.
— Что?
— Ну, я и Фиц, ты и Дилан. Не пытайся меня убедить, будто не замечала, как он по тебе сохнет.
На это мне возразить было нечего.
— Он очень осторожен, Дилан, ничем себя не выдаст. Но он все время опекал тебя, а если думал, что ты его не видишь, так и вовсе глаз не сводил.
— Правда?
— Точно-точно. А с тех пор, как ты ушла, он такой стал разнесчастный…
— Бедный Дилан, — посочувствовала я. — Кто бы его самого опекал!
И мы дружно рассмеялись. Забавна сама идея, будто Дилан нуждается в опеке.
Потом Кэдди сказала:
— Иногда я тоже подумываю уволиться. Задумалась сразу, как узнала, что ты распрощалась с клубом. Беда в том, что девушки уходить уходят, а потом возвращаются. Привыкают к легким деньгам, понимаешь?
— Я копила до нужной суммы, — сказала я.
— Ага. То-то у меня всегда косметику одалживала.
Я поднялась, отнесла стакан на кухню.
— Навести меня как-нибудь, — сказала я. — Когда я все приведу в порядок. Приезжай погостить.
— Непременно, — ответила она. — С удовольствием.
— Я устрою вечеринку, как обустроюсь, — сказала я. — Позвоню тебе.
Кэдди проводила меня до дверей квартиры, на пороге обняла.
Без каблуков она оказалась крошечной. Мне захотелось узнать, сколько же ей лет, но я побоялась лезть не в свое дело.
— Хорошо, что ты зашла, — сказала она.
— Хотела сказать: будь осторожнее, — выпалила я, и к глазам вдруг подступили слезы.