— Я не собираюсь делать ничего плохого, — ответил тот. — Возьмите конверт и отпустите девочку.
Похититель прищурился и склонил голову набок, словно стараясь лучше расслышать Малахая. Затем он усмехнулся, как будто осененный приятной догадкой.
— Деньги до сих пор не переведены на мой счет.
«Зачем он говорит об этом Малахаю?» — мелькнула мысль у Джоша.
— Не сомневаюсь, вы получите деньги, как только доставите конверт. Возьмите его и отпустите девочку, — заявил Самюэльс.
Похититель покачал головой.
— Отпущу, если у вас есть деньги и все то, что мне причитается. Они здесь? То, что я должен получить, здесь?
— Скажите, сколько денег вам обещали заплатить, и я их достану, — взмолился Джош. — Достану прямо сейчас!
Похититель рассмеялся и указал пистолетом на Малахая.
— Это он должен мне деньги. Этот долбаный лжец.
— О чем это вы? — ошеломленно воскликнул директор фонда.
— Я узнаю любые голоса, — продолжал Карл. — Это ты нанимал меня.
— Неужели? — спросил Малахай.
Он старался держаться надменно, но в последнем слове прозвучала легкая нервозность.
— Да, я знаю, кто ты такой, твою мать.
Внезапно Джош тоже все понял.
Десяток разрозненных мелочей встали на свои места. Именно Малахай, отчаянно жаждавший получить камни и доказать справедливость теории перевоплощения, устроил все это. Он стоял за этой историей с самого начала, с того снежного дня в часовне Йельского университета.
Много лет назад Габриэлла отправилась туда, чтобы вспомнить о своей матери. Там она встретила священника, которого изображал или сам Малахай, или человек, нанятый им. Этот фальшивый священник передал ей дневник, оказавшийся картой, ведущей к сокровищам.
Малахай организовал кражу камней. Он предпринял последнюю попытку взять на себя передачу конверта в обмен на Куинн, прекрасно сознавая, что Джош ни за что не согласился бы на это. Малахай — великий волшебник. Он способен на махинации и обман, на мошенничество и смену облика. Но Джош не мог даже предположить, что директор фонда готов совершить убийство и похищение ребенка.
«Прошлое вовсе не обязательно является тропой, ведущей к будущему. Оно может быть и наказанием. Вот ведь в чем суть перевоплощения. Разве не так? Повторить прошлое — это искушение, не делать так — это мужество».
Джош вспомнил Рим и рассказ Самюэльса о своем отце, который так и не дал ему раскрыть себя. Ведь у него был другой сын, который умер еще до рождения Малахая.
«Вдруг в меня переселилась душа того первенца? — рассуждал тогда этот тип. — Если бы отец узнал это сейчас, то разве такая новость не сразила бы его наповал? Оказывается, я с самого начала мог бы быть с ним, но он дважды меня потерял!»
Да, все это было сочинено Малахаем. Такова оказалась его симфония отмщения.
— Итак, ты отдашь мне то, что должен, или нет? — прорычал похититель.
— Отпустите Куинн, — сказал Джош.
— А ты заткнись, — бросил ему Карл и ткнул подбородком в сторону Малахая. — Это все касается только нас.
Самюэльс сделал пару шагов к алтарю.
— Отпустите девочку.
— Ты предлагаешь мне отдать единственную ценность, которая у меня есть? Да мне насрать на то, что здесь происходит, козел! — истерично завопил Карл. — Я хочу получить свои деньги!
Теперь Джош понял все. Похититель должен был получить камни в обмен на девочку и скрыться. Малахай находился бы в церкви, вместе с Джошем и Габриэллой. Он выглядел бы не подозреваемым, а одним из спасителей ребенка.
Затем, вечером или на следующий день, состоялся бы еще один обмен. Малахай получил бы камни памяти и перевод заклинания. Они стали бы его собственностью, и он смог бы совершить то, к чему так долго стремился, то есть изнасиловать прошлое или, по крайней мере, попытаться это сделать.
— Итак, я получаю деньги или оставляю при себе ребенка? — рявкнул Карл, обращаясь к Малахаю. — Эта девчонка — дочь профессора Чейз. Не сомневаюсь, мамочка заплатит, чтобы получить ее обратно! Вы ведь заплатите, миссис Чейз, не так ли? — окликнул он Габриэллу, стоявшую в полумраке в глубине церкви.
— Да!
Голос Габриэллы был проникнут мучительной болью, но прозвучал твердо и решительно.
Куинн начала плакать то ли от звука материнского голоса, то ли от боли, вызванной пальцами похитителя, впившимися ей в плечо.
— Заткнись! — крикнул на нее Карл.
Джош мысленно отметил, что нервы у этого субъекта натянуты до предела.
Плач становился громче, наполняя всю церковь.
Карл перевел пистолет на ребенка.
— Вы даже не представляете, как мне надоело слушать нытье этой девчонки, как мне надоели постоянные обманы! Я хочу получить свои деньги. Прямо сейчас.
Куинн продолжала всхлипывать.
Джош не отрывал взгляда от указательного пальца похитителя, застывшего на спусковом крючке пистолета, но краем глаза он заметил, как Малахай медленно приближался к нему.
— Отдайте мне камни, Джош, — прошептал тот и протянул руку. — Предоставьте все это мне.
— А ты что там делаешь, твою мать? — взвизгнул Карл и махнул рукой с пистолетом.
Рыдания Куинн достигли уровня, раздирающего слух.
Джош сам не смог бы объяснить, что именно позволило ему предсказать надвигающуюся катастрофу. За какую-то долю секунды до беды Райдер бросился вперед, оттолкнул Куинн в сторону и прикрыл ее собой от пистолета, зажатого в руке похитителя.
Раздался выстрел, затем долго звучало его эхо. Когда все затихло, он услышал плач Куинн, пробегающей мимо, ощутил щекой дуновение легкого ветерка, поднятого ее телом, почувствовал запах гари, услышал, как девочка вскрикнула, призывая мать.
«С ней все хорошо, — с облегчением подумал Джош. — Наконец она в безопасности».
Где-то позади него Габриэлла издала тихий, сдавленный стон. Боль, содержавшаяся в одном этом звуке, весила целый миллион фунтов.
Джош не чувствовал ничего, кроме удивления. Потом он ощутил жжение, а затем — аромат жасмина и сандалового дерева. На него нахлынуло пьянящее ощущение того, как время искривлялось, впадало само в себя, смывало боль…
Юлий быстро бежал по улицам Рима. Он опаздывал, потому что слишком долго оставался в храме со своим братом. Оказалось, что жрец впустую потратил драгоценное время, пытаясь спасти Драконта, но в конце концов все равно его потерял.
Юлий боялся, что потеряет и Сабину.
«Она уже провела под землей больше двадцати часов. Воздух в гробнице заканчивается. Сабина ждет, тревожится, не понимает, почему меня нет так долго. Начнет ли она копать? Сможет ли выбраться из гробницы без посторонней помощи, с одним лишь ножом, или же потеряет сознание от недостатка воздуха, прежде чем ей придет мысль спасаться самой?»