Юлий услышал за спиной шаги и побежал быстрее.
«Быстрее!
Еще быстрее!
Я должен добраться до подземного хода. Мне потребуется лишь около четверти часа на то, чтобы проползти до дальней стены гробницы. Я наконец прокопаю лаз внутрь подземного склепа, к Сабине. Затем мы проползем по подземному ходу обратно и исчезнем еще до рассвета.
У нас есть безопасное место, где можно будет провести ночь. Утром Клавдия, сестра Сабины, принесет туда ребенка и еще шесть камней памяти, после чего мы навсегда оставим Рим».
Сквозь толстое покрывало веков Джош услышал голос Габриэллы:
— Скорее, он ранен. Он истекает кровью.
Юлий завернул за угол и увидел громил, поджидающих его. Судя по всему, они догадались о том, куда он направлялся, и двинулись наперерез. Их было шестеро. Они смеялись и изрыгали грубые ругательства. Юлий не мог повернуть назад.
«Надо сделать что-нибудь совершенно неожиданное!»
Жрец жадно глотнул воздуха и бросился вперед. Он бежал быстрее своих возможностей, чуть ли не летел, несся прямо на врагов, не обращая внимания на то, что те не трогались с места.
«Они обязательно расступятся. Инстинкт самосохранения заставит их разойтись вправо и влево, а я проскользну между ними».
Юлий увидел сверкнувший нож, но это не остановило его.
«Сабина ждет.
Воздуха у нее осталось совсем мало».
Он ускорил бег, и громилы рассмеялись.
— Твоего храма больше нет! Ты это знаешь?
— Больше не осталось ни одного храма!
Юлий бежал прямо на врагов. Один из них не отступил в сторону, а сделал выпад.
Сверкнуло лезвие. Юлий почувствовал боль, согнулся пополам, кашлянул кровью.
Громилы по-прежнему хохотали и поздравляли друг друга. Один из них пинком свалил Юлия на землю. Из раны в боку текла кровь, черная в ночной темноте, но один из этих убийц заметил ее.
— Он приносит жертву своим богам, проливает кровь на алтарь. Оставим эту заколотую свинью подыхать здесь. Пусть она истекает кровью.
Громилы ушли. Звуки их шагов затихли вдали. Юлий шатаясь поднялся на ноги. Боль снова заставила его согнуться пополам, но это не имело значения.
«Это лишь неприятная мелочь, пустяк. Мне нужно добраться до подземного хода, который я же и вырыл, проползти по нему и спасти Сабину. Она ждет, когда я ее спасу. Мы возьмем с собой нашу дочь и начнем новую жизнь».
Юлий спотыкался, но брел к склепу.
Габриэлла окликнула его:
— Джош? Джош? Ты меня слышишь?
Он поднял на нее взгляд, отчаянно жаждая остаться в настоящем, вместе с ней.
— Джош?
Мать держала дочь на руках. Девочка смотрела на него.
В широко раскрытых детских глазах полыхнул огонь, опаливший Райдера.
Куинн пролепетала:
— Папочка, папочка, не на-а-адо! Папочка, не на-а-адо!
Юлий увидел, как Сабина прижала к груди их ребенка, перед тем как отдать его своей сестре. Он тоже склонился над дочерью, чтобы попрощаться с ней. Взгляд девочки был прикован к нему. У нее в глазах пылал яркий огонь, жгущий отца.
У Юлия мелькнула мысль о том, что совсем маленький ребенок не может так смотреть на него.
Он снова вернулся в настоящее, забывая все и вспоминая снова.
«Преступников несколько. Их нужно остановить».
Джош увидел лицо Малахая, отступавшего спиной вперед. Глаза директора фонда блеснули так, как это происходило всегда, когда он говорил о камнях.
Джошу нужно было преодолеть боль и объяснить всем, что Малахай уходит, забрав с собой камни. Он должен был вырваться из тумана времени, свернувшегося в себе самом, и сказать, что именно Малахай задумал это преступление.
«Надо броситься за ним. Теперь камни у него. Он уходит. У него в руках страшная сила. Малахай опасен не только в настоящем, но и для будущего».
Райдер попытался заговорить, но смог издать лишь один звук. Это было долгое, протяжное, тихое «ш-ш-ш», которым он попытался успокоить ребенка, являющегося частью другого ребенка, являющегося частью его самого.
Но Куинн продолжала плакать.
Она снова и снова повторяла одно-единственное слово:
— Папочка! Папочка!
«Значит, судьба предназначила мне помочь именно Куинн. Не Рейчел. Не Габриэлле. Это был тот самый ребенок, ради спасения которого мы с Сабиной потеряли так много. Наш ребенок. Теперь он снова спасен».
— Папочка, папочка…
Звон вернулся, но он был уже другим. Звук кружился и приближался.
Джош понял, что это такое, и попытался улыбнуться. Сирена означала, что Беттина поняла его немую просьбу.
«Теперь все будет хорошо. Малахай не успеет сбежать. Полиция его задержит. Теперь все будет хорошо. Карл и Малахай в ловушке».
Это отняло у него все оставшиеся силы, но Юлию каким-то образом удалось дотащиться до входа в подземный лаз. Боль от раны превратилась в огонь, который пожирал его. Внутренности человека были объяты пламенем. Он жадно силился сделать вдох, но не мог наполнить легкие воздухом.
Паника сплавилась с болью. Сабина ждала его в конце этого прохода, с противоположной стороны стенки, сделанной из утрамбованной земли. Он попытался продвинуться к ней еще на дюйм, но не смог. У него не было сил даже на то, чтобы поднять голову из месива жидкой грязи и камней.
«Итак, это подземелье станет и моей гробницей. В этом затхлом, темном, тесном пространстве я превращусь в пыль и кости, истлею всего в дюжине вздохов от Сабины. Да, в дюжине вздохов, которых у меня нет».
Его боль бурлила, превращалась в краски, которые пустились водить хоровод у него перед глазами. Кожа человека горела. Джош состоял из ослепительного света, настолько яркого, что им можно было бы осветить целый город. Этот свет наполнил его силой в то самое мгновение, когда он закрыл глаза и скользнул в знакомую область другой жизни, в прошлое, где Джош совершил ошибку, которую наконец смог исправить.
«Если я сейчас умру, то увидит ли кто-нибудь эту странную ауру, сияющую у меня над головой?
Какой будет моя следующая жизнь?»
Говорят, когда человек умирает, у него перед глазами стремительно проносится вся его жизнь. Джош увидел все свои жизни и великое множество людей, которых он фотографировал, знал, любил, которыми он был.
Человеческий хор. Музыка душ.
Эта книга является плодом вымысла, но я, создавая хребет повествования, по возможности старалась опираться на исторические факты и существующие теории относительно вопроса перевоплощения.