Суда, с которыми должен был повстречаться эсминец, также были не простыми траулерами. Именно с их постройки началась серия эсминцев типа «Харуна». Бо́льшая часть технических решений была обкатана инженерами и судостроителями Страны восходящего солнца именно на этих кораблях, имевших совершенно мирное предназначение, подобно тому как в тридцатые годы сельскохозяйственные машины послужили моделями для ходовой части будущих танков Третьего рейха.
Траулеры типа «Сюдо Мару» имели, в придачу, при некоторых режимах работы двигателей такой же гидроакустический и радиолокационный почерк, как и тот, которым обладали эскадренные миноносцы типа Z. Поэтому Исидо пришёл к выводу, что объединение всех этих кораблей в одно соединение отнюдь не случайно. Поэтому он предпочёл находиться далеко за горизонтом в то время, когда русские высаживали с вертолёта на борта траулеров своих наблюдателей, которые должны были следить за тем, как проходит лов минтая в пределах 200-мильной экономической зоны России.
Сам эсминец для своего присутствия поблизости российских берегов имел вполне мирное прикрытие – изучение циркуляции внутренних течений охотоморского бассейна. Несмотря на необязательность такого шага, руководство сил самообороны поставило в известность российский ВМФ о присутствии своего одиночного боевого корабля в сфере влияния «Северного соседа».
– Как проглотили это русские? – спросил старшего помощника за ужином второй штурман Сибата Акасугэ.
– Как всегда. Скривили недовольную мину. Им всегда не нравится, когда мы описываем круги, по морю или по воздуху, вокруг наших северных территорий. Но сделать они ничего не могут, разве что послать следить за нами дизельную субмарину из Магадана. Если они там ещё остались. Кто у нас в ближайших окрестностях из соседей?
– Не очень много кого. Шесть польских траулеров продолжают ловить минтай в пределах «нейтрального прямоугольника». Четыре норвежца ведут лов недалеко от нас, по согласованию с русскими. В трёхстах милях юго-восточнее в Охотском море у берега болтается ледокол.
– Ледокол? Во имя богов, что делает ледокол в Охотском море в конце июня?
– Русские – странные люди, Ваше высокоблагородие. Но у меня впечатление, что они используют его как взлётную палубу для вертолёта, который им зачем-то понадобился у своих берегов.
– Там что, негде поставить вертолёт на берегу?
– Фактически негде, Ваше высокоблагородие. Если им требуется провести какие-нибудь исследовательские работы между Хохотском и Орхояном, то любая воздушная машина вертикального взлёта выработает весь свой запас топлива на подлёте к району исследований. Проще поставить такую передвижную площадку – это даёт огромную свободу манёвра.
Утра как такового здесь, в северном Приохотье, и не было. На этой широте стояли классические «белые ночи», столь хорошо знакомые нам по стихам поэтов ленинградско-петербургской школы. Вместо ночи часа четыре стояла серая полупрозрачная мгла, которая затем освещалась лучами восходящего светила. Это, конечно, был не круглосуточный полярный день, но мы уже находились в достаточно высоких широтах, чтобы сноровистый человек мог двигаться по чистой местности практически круглосуточно.
Мы с Егором спали попеременно, и когда он тронул меня рукой за плечо, то я решил, что настала моя очередь дежурить.
На самом деле мы не уходили очень далеко. За сутки преодолевали семь – максимум десять километров. Переодетые в нашу одежду и обувь молодые ламутские пастухи месили тундру в низине, стараясь выглядеть вконец заблудившимися и обезумевшими от этого людьми. При этом они старательно выбирали заболоченные и заросшие невысоким ёрником участки. Ёрник этот был странным вариантом берёзы, невысокой и жёсткой, будто стальная проволока.
В нашей, народной, систематике она делилась на две разновидности: низенькая – «яйцерез»; и высокая – «мордохлыст».
Учитывая, что погода стояла яркая и солнечная, шёл массовый выплод комара, а над марями стояла душная пелена растворённой в атмосфере влаги, движение по тундре, в сапогах и тёплой одежде, с моей точки зрения, было совершенно адской работой.
Пастушата же «работали» с боевиками в две смены, когда одна пара изображала беспорядочно болтающихся в пространстве нас с Виктором, вторая находилась чуть-чуть в стороне и следовала за ними под прикрытием кустов, – так молодые волки стаи «ведут» одиночного оленя до места засады «стариков».
Только на этот раз в этом конвое был не олень, а матёрый медведь, и, перед тем как направить в засаду, его требовалось хорошенько измотать.
Итак, Егор разбудил меня посреди яркого и солнечного утра. В кустах ниже нас, в долинке небольшого ручья пели пеночки, лёгкий ветерок сдувал комара, и казалось, что в такое замечательное утро никакие неприятности в жизни решительно невозможны.
– Можешь на своих парней поглядеть, – вполголоса произнёс Егор. – Они сейчас недалеко, им хороший подарок приготовили…
Я, вместе с Егором, вылез на гребень морены. Внизу открывался типичный ландшафт приохотских предгорий – серо-зелёная пупыристая от кочек безлесная равнина с разбросанными по ней гривами карликовой берёзки и тёмно-зелёными куртинами кедрового стланика. Если кого и было хорошо заметно, так это ламутов, одетых в наши шмотки. Они шли наискось, удаляясь от того места, где мы находились, и были где-то в километре. Видимо, ребята делали вид, что пытаются уйти по сухому склону в горы, для того чтобы преследователи начали упреждающий манёвр по их перехвату, поднявшись наверх, – а затем снова, по закустаренной долине, уйти вниз на тундру, «потерявшись» при этом из виду на пару часов.
Было это, конечно, форменным издевательством, но по сути – абсолютно выигрышной стратегией. Боевая группа была окружена, как подводная лодка стаей дельфинов, и могла следить лишь за одним направлением – в то время как преследователи окружали её со всех сторон и тщательно следили, чтобы ни одно из её движений не выходило из-под контроля. Конечно, подводная лодка сама по себе неизмеримо сильнее и одного дельфина, и всех их в совокупности, – но вот на́ тебе, в любом случае, является творением разума, чуждого окружающей её среде. В конце концов, у подлодки кончается топливо, а у дельфинов – нет…
Дополнительные сложности бойцам доставляло то обстоятельство, что они должны были двигаться по возможности скрытно от своих, как они полагали, жертв. Здесь вступала в силу дилемма. По лесотундре можно перемещаться или скрытно, или быстро; и командир отряда выбрал для себя второе. Ему ещё пока казалось, что застать своих жертв у ночного костра ему не удалось по каким-то непредсказуемым причинам – кто-то из нас взбрыкнул и потребовал идти дальше прямо посреди ночи, так и проскользнули между пальцев.
Согласно всем прописям всех спецназов и не-спецназов мира, он был прав – проще скрытно проследить за жертвами до их будущего ночлега, а там взять их в сумерках возле костра, тёпленьких. Как оно там пишется в приключенческих ро́манах про батальонную разведку – между двумя и пятью часами ночи, так?