– Чай – человека, – вздохнул Егор. Первую кружку протянули Виктору как самому непривычному и уставшему. Когда все выпили по одной, Витя попытался загасить костёр, но Егор остановил его:
– Не надо. Будем чай пить, мясо сушёное есть. Огня мало, дым уносит, они нас вряд ли зачуют. А у костра жизнь проще кажется.
Мне всегда было удивительно, как тундровые и таёжные жители способны что-либо находить по запаху. Но в их жизни обоняние играло очень важную роль. Сигареты они были способны почувствовать метров за триста, а костёр – почти что за километр. Запах немытого человеческого тела, обильно сдобренного репеллентами, они определяли за семьдесят–восемьдесят шагов.
– А ходим не мы, – вернулся Егор к разговору. – Ходят они, причём ходят много. Им же невдомёк, что не два человека, а шестеро им головы крутят. Они делают по тридцать кэмэ в день, гружёные, по кочкам, комару и жаре. Наверное, ночью кончать будем. – Сказал это Егор буднично и деловито, как будто планировал вычерпать неводом яму с рыбой на Слепагае.
– Как волков, а? – нехорошо усмехнулся Виктор.
– Какое волков, – хмыкнул Егор. – С волком много сложнее. Он в тундре живёт. Умный, значит. А эти – городские. Здоровые, но городские. Вон шмоток сколько набрали, теперь бросают. Я только вот про что думаю – другие бандиты нам мстить будут? Я не боюсь, тундра большая, просто тогда придётся решать, куда уходить.
– Ребята, я тут хоть и бизнесмен, но кое-что посчитал. Именно это ведь я умею, – заговорил Виктор.
Егор пробурчал что-то вроде того, что бизнесмены, которые считать умеют, клады не ищут.
– Стоимость вертолёта составляет 6–8 миллионов долларов. Плюс обучение бойцов. Плюс их снаряжение – я в этом не много понимаю, но оно, как бы сказать, – впечатляет. На каждом из этих жлобов висит минимум пятнадцать килобаксов всякой сбруи…
– Пятнадцать тысяч долларов, – перевёл я Егору, – ну и к чему ты это всё говоришь?
– А к тому, что в каждом бизнесе есть понятие «критической точки» – точки, где расходы начинают превышать ожидаемую прибыль. И в этот момент любой мало-мальски соображающий бизнесмен должен свернуть предприятие. Потому что с его развитием затраты будут лишь увеличиваться и в конце концов похоронят весь бизнес. А ведь бандитство – это тот же бизнес, только с другими законами. Это только в сказке Бармалей для удовольствия злодействует. В жизни всё равно всё сводится к деньгам.
– М-да. Ты прямо Клаузевиц от бандитства какой-то. «Разбой есть продолжение бизнеса иными средствами». То есть, ты считаешь, что после потери вертолёта (почти наверняка заёмного) и отряда элитных ухорезов (тоже, скорее всего, позаимствованных), наши доброжелатели по-тихому свернут всю эту историю?
– Ну, – Витька, как девушка, захлопал глазами, – вроде как да…
– Это – при условии, что это вменяемые бизнесмены, – уточнил я. – Но ведь бизнесмены бывают и не вполне вменяемые. И даже совсем невменяемые. Но в нашем случае я опасаюсь, что они совсем не бизнесмены…
– Так кто же это? – одновременно спросили Егор с Виктором.
– Это страна, ребята. Наша грёбаная страна.
Я чуть-чуть подумал.
– Поглядите на те пушки, которые были у Коляна с Фёдором-Федюком, на их рации, жилетки и прочую сбрую. Очевидно, что всё это пришло с одного склада, на них разве что инвентарных номеров не стоит. Любой профессионал, работающий хоть в одиночку, хоть в паре, будет иметь ствол под свою руку и приобретёт его самостоятельно, ни с кем не советуясь, потому что от этого зависит его жизнь, и он её никому другому не доверит. Теперь об амуниции тех гавриков, которые топают за нами следом: Илья же распотрошил их захоронку, в которой они спрятали излишки снаряжения? Все «броники» были одного производителя, то же самое – с гранатами и с тёплыми куртками. Всё это хоть и имеет клейма и марки разных производителей, но оно всё – однообразное. Куртки – немецкие, гранаты – американские, бронежилеты – наши. Это, ребята, централизованные поставки, а значит – за нами охотится мощная структура. И она – государственная. Что вы ни скажете, не верю я в заговор частной корпорации против двух балбесов. Ты уж извини, Виктор.
– А в заговор государства, стало быть, веришь?
– Не то чтобы верю… Просто государство у нас такое… Ну, совершенно непредсказуемое, что ли. Как хитрый сумасшедший. Никто из нас не застрахован от того, что ему что-то попадёт под шлею и оно не обрушит всю свою тысячетонную массу на него, несчастного. Судя по всему, это с вами и произошло. Ну а мы уж, с Ухом и ламутами, рядом оказались.
– И что же дальше?
– Что делать дальше? Сперва надо кончать этих ублюдков, сбивать их вертолёт. Чтобы подтянуть к нашей точке следующую команду, им потребуется некоторое время. Нам надо успеть добраться до самолёта и узнать, что в нём лежит. Я уверен, всё зависит от этого. Не какой это самолёт, а что в нём.
– Я был в этом самолёте, – неожиданно сказал Егор. – Мы там инструменты искали, ну и что ещё может пригодиться. Он совсем пустой, только кости там лежат, которые лисы не растащили. И ещё он висит на скалистой стенке, одно крыло у него отломано. Так что на нём не полетишь.
– Нам сейчас не до «полетишь». Собственно говоря, я не жду там ничего из того, что обычно описывают кладоискатели. Вряд ли мы найдём там слитки золота или платины, об этом стало бы давно известно. Вон, груз с «Эдинбурга» подняли с чёрт его знает какой глубины.
– И что может там быть? Магический артефакт? «Книга мёртвых»?
– «Книга мёртвых»… начитались фэнтези, интеллигенция хренова! Ладно, заливаем костёр. Сегодня нас ждёт рыбалка на живца… А живцом, не взыщи, предстоит быть тебе, Виктор. Так куда мы поведём их кончать, Егор?
– Место здесь есть одно. Ты его знаешь, в пятнадцати километрах отсюда. Называется Янранай.
Как бы ни были мы измотаны бесконечным петлянием по оврагам и сопкам, при этих словах даже у меня по спине пробежала волна холода.
Есть всё-таки вещи, которых надо по возможности избегать.
Во всех предгорьях Хребта трудно было сыскать место более зловещее.
В переводе с чукотского Янранай значит «Одиноко стоящая гора». Как появилось чукотское название в этом краю эвенов-оленеводов, было непонятно. Но так уж произошло, что именно здесь, у подножия горы Янранай, сразу после войны расположился один из самых удалённых лагпунктов Дальстроя.
Янранай был отдельно стоящей горой, с плоско срезанной вершиной, образующей невысокое плато, усеянное по краям высокими одиночными скалами, словно редкими зубами дракона. Между ним и основной громадой Хребта находилась невысокая сухая седловина, на которой располагалось то, что осталось от лагеря заключённых, искавших в недрах этой горы то ли золото, то ли уран, то ли серебро, но нашедших здесь только свою смерть.
Но для наших ламутов было важно не это. В конце концов, смерть полутора тысяч русских, евреев, башкир, корейцев и армян была внутренним делом огромного Советского Союза, конгломерата из сотен многочисленных народов. Но здесь, возле колючей проволоки Янраная, охрана лагерного пункта в 1949 году расстреляла из пулемётов ламутский род Щербаковых, подошедший сюда вместе со своим стадом в расчёте на обмен нескольких десятков товарных оленей на муку, сахар, соль и патроны. Начальник лагерного пункта майор Павловский распорядился охране не допускать никого на территорию разведки стратегического сырья, необходимого для усиления оборонной мощи непобедимого Советского Союза. И когда мартовским утром часовой, туркмен Ильгиз Бикмухамметов, обнаружил с наружной стороны «колючки» подошедший аргиш, то не сомневался ни секунды. Тишину, нарушаемую лишь хорканьем оленей и скрипом полозьев нарт, разорвали пулемётные очереди. Через пятнадцать минут род Щербаковых, включавший одиннадцать детей, семнадцать женщин и девять мужчин, прекратил своё существование, сметённый огнём с четырёх вышек по периметру лагеря. Вместе с ними на снегу остались лежать четыреста семьдесят два оленя и четырнадцать собак. Все остальные ламутские роды не забудут этой бойни, пока существует их племя. И сегодня, уводя под Янранай своих и наших врагов, Егор Тяньги доказывал, что пока будет жив хоть один ламут, он будет продолжать мстить бездушному государственному монстру, как бы тот ни назывался.