Ну а мне — как раз наоборот. Просто имена мы ассоциируем с людьми, которых знали когда-то, может быть, даже очень давно, в детстве. И если это были хорошие люди…
— А… Вас мне как называть?
— Как хочешь. Вернее — как удобнее.
— На «ты» можно? Просто во всех тусовках на «вы» называют или важных «чайников», или дутых лохов. А ты вроде хороший. Хотя и не тусовщик.
Признаться, я тоже за обращение на «ты» — но между своими. Обращение на «ты» в кругах киношных, писательских, богемных, творческих вообще — норма; «вы» говорят либо заведомым мэтрам, либо людям, не принадлежащим к «своему» кругу, либо ставшим крутыми начальниками, но и те обижаются, если в неофициальной обстановке им выкают. Ибо это — признак неуважения или неприятия.
Но я не принадлежу ни к богеме, ни к тусовке. И для меня общение с кем-либо на «ты» — признак вовсе не панибратства, но доверия. А доверие, как известно, обязывает. Если же я ошибаюсь и «клиент» решает, что, раз позволительно «ты», значит, уже и братан, и за водчоночкой слетаю, приходится растолковывать, и непонятливый впредь называет меня исключительно на «Вы», причем с заглавной буквы.
— На «ты» можно. Даже нужно. Очень хочется расспросить Алю, хотя бы о ее родителях, но чувствую — сейчас не время.
— Ты есть хочешь? — спрашиваю девочку.
— Вообще-то не очень.
— А я — хочу. Так что делимся: я иду за едой, ты приводишь хибару в сияющее состояние. Идет?
— Попробую… А если хозяева вернутся?
— Хозяин здесь я.
— Что-то не похоже… Хата роскошная.
— А что здесь плохого?
— Ничего. Только… ты совсем не выглядишь богатым.
— Я тщательно маскируюсь. К тому же квартирка досталась мне вроде как в подарок.
— Это кто же такой щедрый?
— Гудвин. Великий и Ужасный.
— А-а… Я читала в детстве. Что-то про волшебную страну.
— У нас вся страна — волшебная. Сейчас — время чудес. Скоро оно закончится.
— Если и так — об этом никто не пожалеет.
— Это точно. Поле чудес бывает только в стране дураков. А кому охота считать себя дураком… Ну что, договорились?
— О чем?
— Ты прибираешься, я бегу за хлебом насущным.
— Давай.
— Только не сбегай.
— Голая? Одежду ты намочил.
— Вот и постирай ее заодно. — Набрасываю куртец, открываю дверь…
— Олег… А ты меня в приемник сдашь, да?
— Девочка, я бы сделал это еще вчера. Смекай. На улице первым делом разыскал исправный таксофон. Набрал прямой Круза.
— Слушаю! — после первого же гудка.
— Привет банковским воротилам!
— Воротилы на Уоллстрит. А у нас все трудящиеся. Привет, Дрон. Как покаталось?
— С прохладцей. Ларин доложился?
— Ага. В основном на русском общеупотребительном. Но смысл донес. Вы изрядно промерзли.
— Круз, он или слабо выразился, или ты плохо понял. До столицы доехали просто два остывающих трупа! К тому же я заболел.
— С каких это пор ты начал болеть?
— Сразу после смерти. Духовной, разумеется. И-у меня проблемы. Хочу денег.
— Олег… Аванс ты уже получил…
— И потратил…
— Сам выбрал гонорарную систему оплаты…
— Был не прав. Погорячился. Потряси своих офисных крыс, пусть раскошелятся.
— В офисе у нас сотрудники, а крысы — в подвале.
— Изведи, и немедля. Иначе они у вас там все баксы сожрут. И банк лопнет.
Все сотрудники останутся без работы. Так-то. Ты записываешь?
— Запоминаю.
— Это — рационализаторское предложение. За него положена премия.
Есть в море закон, он стар, как земля, Открыт неизвестно где — Если крысы бегут с корабля — Быть кораблю в беде, — пропел Круз с чувством. — Вспоминаешь классику, Вла-димирыч?
— «Из тех бы крыс хотя бы одну, и люди могли б спастись…» Макаревич велик. К тому же готовит хорошо. Рацпредложение снимаю. Погорячился. И это не удивительно — у меня температура. Но в деньгах нуждаюсь все равно. У меня проблемы. Две. Хотя можно считать их и сюрпризами.
— Излагай.
— Хату мне выставили.
— Так. Что-то ценное было? — «Ценное» в понятиях Димы Крузенштерна — это информация, касающаяся банка «Континенталь».
— Нет. Компьютер с собой возил.
— Тогда это не проблема, а недоразумение. Кто, по-твоему?
— Лохи.
— Ладно. Уже записал: металлическая дверь, путевые замки, что еще?
— Мебель, ковры, приличный принтер, телик, видик — ну и остальное по мелочи, на ваше усмотрение… Да, книжки мои перевезите со старой квартиры:
Толик не сетует, но ему они в лом — прибавку семейства ожидает.
— Дрон, а ты, оказывается, склонен к обуржуазиванию…
— В соответствии с веяниями времени и генеральной линией…
— Чего?
— Гайдая. «Жить — хорошо. А хорошо жить — еще лучше!» Вспомнил?
— Нетленка. Но как там же мудро заметил товарищ Аджабраил — «ты не путай свою личную шерсть с государственной». В «Континентале» я поставлен как раз для того, чтобы блюсти интересы банка. Так что все вышеупомянутое изобилие — в счет гонорара.
— Буржуй. И банк твой — буржуинский.
— На том стоим. В чем вторая проблема?
— Я нашел девочку.
— Дрон, с каких это пор «нашел девочку» стало для тебя проблемой? Вот если бы ты «нашел мальчика»… Она что, «залетела»?
— Извини, Дим, я неточно выразился. Я буквально нашел девочку, почти ребенка, спала в подъезде.
— Ну и…
— «Колес» наглоталась, отвез в больницу, прочистили…
— И сейчас она у тебя дома…
— Да.
— Ты узнал, кто она такая, откуда?
— Только имя.
— Дрон… Знаешь, кто ты такой?..
— Догадываюсь. Кстати, лохи, что квартиру выставили, начертали это слово мелом на стене. Крупно.
— Олежек, твои действия достойны очерка в «Пионерской правде» двадцатилетней давности. Под заголовком: «Он не мог поступить иначе!» Но головой ты не думаешь!
— Дима…
— Нет, погоди… Во что мы сейчас играем, как и все нормальные банки?
— В политику.
— Более жестокой игры нет. Она — без правил. Вернее, правила здесь каждый устанавливает себе сам.