В Гатове Грейм и Рейч пересели в легкий связной самолет физелер-156 «Шторх» и немедленно взлетели, направившись на бреющем полете в сторону Бранденбургских ворот, в то время как над ними немецкие истребители сражались с русскими. Несмотря на то, что Грейм был тяжело ранен в ногу, Рейч удалось перехватить управление и посадить самолет на оси «Восток—Запад» под градом пуль и осколков. Попутная машина подобрала их и доставила к рейхсканцелярии в 7 часов вечера 26 апреля.
Борман был крайне разочарован тем, что Грейму все-таки удалось добраться. Разумеется, ранение Грейма было тяжелым, и немедленно лететь обратно он никак не мог; но фанатичная нацистка Рейч вполне могла сама вывезти фюрера из Берлина, и Борману пришлось оставить своих собутыльников Штумпфеггера и Бургдорфа, чтобы «держать руку на пульсе».
На следующий день фюрер занялся своим любимым занятием в последние дни: разговорами о принятом им решении умереть в Берлине и раздачей капсул с цианидом тем, кто изъявил желание умереть вместе с ним. Рейч со слезами на глазах попросила разрешения умереть вместе с фюрером, и растроганный Гитлер вручил капсулу и ей. После этого все принялись обсуждать, как лучше покончить с собой и что делать, если яд не подействует. Рейч со свойственным ей радикализмом посоветовала перед принятием яда взять ручную гранату, прижать ее к телу и выдернуть предохранительную чеку.
Пока Рейч увлеченно обсуждала способы самоубийства, в Рехлине никто не знал, что Грейм и Рейч решили умереть в бункере вместе с фюрером, и упорно слали один за другим самолеты в Берлин, чтобы вывезти нового командующего люфтваффе. Также упорно русские их сбивали. А телефонной связи с бункером не было с утра 27 апреля. Наконец, к вечеру 27 апреля один транспортный юнкерс-52 умудрился благополучно приземлиться у Бранденбургских ворот и выгрузить боеприпасы. Пилот был готов вывезти Грейма и Рейч из Берлина, но они отказались и вернулись к обсуждению способов самоубийства. Впрочем, вскоре нашлась более интересная тема для разговора: внезапно вскрывшаяся измена офицера связи от СС обергруппенфюрера Фегеляйна.
Еще утром начальник личной охраны фюрера СС-группенфюрер Раттенхубер показал Гитлеру запись телефонного разговора Евы Браун и Фегеляйна накануне вечером. Фегеляйн посоветовал Еве немедленно бежать из Берлина и сказал, что он сегодня же покидает Берлин и едет к своей жене Гретль, сестре Евы.
Кстати, это был последний звонок по телефону в бункер: в ночь с 26 на 27 апреля был поврежден последний телефонный кабель, связывавший Берлин с внешним миром.
Заместитель Раттенхубера криминальный советник Хёгель в 5 часов вечера с группой эсэсовцев добрался до улицы Бляйбтройштрассе и арестовал уже переодетого в гражданскую одежду Фегеляйна в его квартире. Помимо золота, валюты и драгоценностей эсэсовцы в квартире Фегеляйна обнаружили принадлежавшие Еве Браун часы с бриллиантами, а также… жену венгерского дипломата. Похоже, что Фегеляйн торопился вовсе не к свой дорогой Гретль…
Зачем Фегеляйн звонил Еве? Возможно потому, что у нее был пропуск на выезд из Берлина, подписанный лично фюрером.и предписывавший всем военным, партийным и государственным органам оказывать содействие его обладателю. Такого пропуска у Фегеляйна не было. Или причина звонка была каким-то тайным сигналом? В любом случае Фегеляйна привезли в бункер, где высокомерный молодой красавчик генерал ползал на коленях перед фюрером, вымаливая прощение. И фюрер по доброте душевной простил его, разжаловав в рядовые с лишением всех званий и отличий.
Борман не преминул попытаться воспользоваться ситуацией: «Мой фюрер! А знал ли об этом рейхсфюрер? И где он сам?» Гитлер не ответил, но слова Бормана пали на благодатную почву, и Фегеляйна бдительно стерегли. И не зря!
Вечером 28 апреля из министерства пропаганды доставили запись сообщения агентства Рейтер, из которого Гитлер узнал: Гиммлер при посредничестве президента шведского Красного Креста графа Бернадотта вступил в переговоры с английским и американским командованием и предложил подписать капитуляцию. Особую ярость у Гитлера вызвало то, что Гиммлер просил не называть его имени в связи с предложением капитуляции: американцы с готовностью согласились, а англичане — нет, следствием чего и стало сообщение агентства Рейтер.
Гитлер впал в продолжительный припадок ярости и даже видавшие виды приближенные фюрера молча жались по углам. Шутка ли, протектор рейха — изменник! Успокоившись, Гитлер вспомнил про Фегеляйна и велел выяснить, что тот знает о переговорах изменника Гиммлера с врагом. Этим занялся весьма кстати появившийся в рейхсканцелярии шеф гестапо СС-группенфюрер Мюллер. Впрочем, из вконец раскисшего Фегеляйна уже ничего нельзя было выжать, кроме рыданий и мольбы о пощаде.
Явившийся вместе с Мюллером Краузе, улыбаясь, поздравил Бормана: «Вот и рейхсфюрер СС упал к вашим ногам как перезрелый фрукт! Бьюсь об заклад, что в ближайшие 48 часов созреет еще кое-кто».
* * *
Поздним вечером, выполняя поручение фюрера, Геббельс привел в бункер чиновника из управления гауляйтера Берлина Адольфа Вагнера. Потрясенному Вагнеру сообщили, что он должен совершить обряд бракосочетания. О бланках брачных свидетельств никто не подумал, и чиновнику пришлось ехать за ними обратно в управление на бронетранспортере.
В ночь с 28 на 29 апреля, за несколько минут до полуночи, в комнате Геббельса Ева и Адольф Гитлеры поставили свои подписи в брачном свидетельстве. Свидетелями стали Борман и Геббельс. Тем временем в соседней комнате секретарша Юнге перепечатывала тексты личного и политического завещаний фюрера. В четыре часа утра Гитлер перечитал готовые тексты и удалился в спальню новобрачных.
На рассвете 29 апреля следствие, как и следовало ожидать, закончилось ничем: Фегеляйн от ужаса и безысходности сделался просто невменяем. Обделавшегося бывшего генерала эсэсовцы поволокли было во двор рейхсканцелярии, но начался артобстрел, и Хёгель застрелил Фегеляйна в каком-то из подземных переходов.
Между тем к утру 29 апреля русские танки появились в районе Потсдаммерплац. Монке доложил, что отмечены перемещения русских солдат в пятистах метрах от рейхсканцелярии. На вопрос Гитлера, сколько Монке сможет держать оборону, тот уверенно заявил: «Не более двух-трех дней». Получив такой ответ, фюрер молча поковылял к себе в комнату.
В последней вспышке надежды Гитлер ожидал, что 12-я армия генерала Венка прорвет кольцо окружения и отбросит русских от Берлина. Еще 23 апреля Венк получил такой приказ лично от Кейтеля.
Венк удерживал фронт на Эльбе против американцев и занимал ту узкую полоску земли, на которой скопились более полумиллиона беженцев и эшелоны с разнообразными грузами — от деталей для танков и самолетов до бензина и сливочного масла. У Венка почти не было танков и самоходных орудий, но находившихся у него, запасов нефтепродуктов с лихвой хватило бы на пару танковых армий. А на северо-востоке в десятке километров от Венка танки 3-й танковой армии Мантойфеля остановились из-за дефицита горючего.
Кейтель приказал: удерживая фронт против американцев, немедленно двигаться на Берлин. Венк понимал, что ограниченными силами он не сможет прорваться к Берлину по северо-восточному направлению — только с севера. Но для этого понадобилось бы два лишних дня. А Кейтель требовал для спасения фюрера наступать немедленно. И в его плане не было места для беженцев.