— Одну минуту, Урсула. Я только отдам последние распоряжения.
Он захлопнул дверцу, повернулся к Цольмеру и разъяснил ему ситуацию:
— Слушайте внимательно, бригаденфюрер! Вот как обстоят дела с моими танковыми дивизиями. 9-я дивизия «Гогенштауфен» и 1-я дивизия «Лейбштандарт Адольф Гитлер» отходят к Штайру, прикрывая отступление остальных частей моей армии. Остатки 12-й дивизии «Гитлерюгенд» направляются к Энсу, в дивизии осталось не более 500 человек. Рендулич наверняка использует их для обороны Линца и вряд ли даст вам из этих сильно потрепанных дивизий хоть одного бойца. Что касается 2-й дивизии «Дас Райх», то по приказу фюрера она перебрасывается на поддержку группы армий «Центр». Вы все равно направляетесь в том же направлении, в Богемию. Я предлагаю вам найти штаб дивизии и передать мой приказ СС-штандартенфюреру Крейтцу: выделить для боевой группы «Цольмер» пять танков и четыреста солдат. Вам понятно?
— Благодарю вас, оберстгруппенфюрер! — обрадовался Цольмер. — Я всегда верил в вас. Хайль Гитлер!
— Чтоб ты провалился! — проворчал вслед умчавшемуся на мотоцикле Цольмеру Дитрих и сел в машину.
— Какой бравый генерал! — восхитилась супруга Дитриха. — Он раньше служил под твоим командованием?
— Да… жаль, что я его не пристрелил раньше, — невпопад ответил занятый своими мыслями Дитрих. — Единственное, что меня утешает: это то, что я его больше никогда не увижу.
Блажен, кто верует!
* * *
К ночи 27 апреля Цольмеру удалось разыскать штаб дивизии «Дас Райх». Однако командир дивизии СС-штандартенфюрер Крейтц отказался выделить в распоряжение Цольмера хоть один танк без приказа командующего группой армий «Центр», которому теперь подчинена дивизия «Дас Райх».
— Я прошу вас, господин бригаденфюрер, связаться со штабом генерал-фельдмаршала Шёрнера, чтобы он отдал соответствующее распоряжение, — повторял Крейтц разъяренному Цольмеру.
Цольмер начал подозревать, что Шёрнер не даст ему ничего точно так же, как это сделал Рендулич. И тут ему пришла в голову мысль, которая поначалу показалась гениальной: он связался с Прагой, со штабом командующего войсками СС «Бомен-Марен». Исполняющий обязанности командующего начальник штаба СС-оберштурмбаннфюрер Харциг выслушал Цольмера и заверил его, что сделает все возможное, чтобы найти Шубаха, а также добиться выделения сил из состава «Дас Райх» для боевой группы Цольмера.
— Слушайте, оберштурмбаннфюрер! — взорвался Цольмер. — Вы фактически являетесь командующим всеми частями СС на территории протектората «Богемия и Моравия»! Отдайте Крейтцу приказ, и дело с концом!
— Все не так просто, бригаденфюрер, — возразил Харциг. — Я могу проводить набор добровольцев в войска СС, осуществлять тактическое руководство боевыми группами войск СС, но не имею права отдавать приказы о переподчинении частей. А вот Шубаха мы вам разыщем, не сомневайтесь!
Цольмер связался со штабом Шёрнера, и там долго не могли понять, чего он хочет, затем штабной офицер сказал:
— Послушайте, бригаденфюрер! Если южнее Будвайза появился противник, вам следует выяснить, что это за противник: авангард наступающей армии или всего лишь отдельная разведгруппа. Отправляйтесь в Будвайз и примите командование своей группой, разберитесь в ситуации и доложите. Если это разведывательное подразделение противника, вы справитесь с ними силами своей боевой группы. Если это авангард наступающей армии, то займите оборону, и мы вам изыщем резервы.
Цольмер благоразумно умолчал о том, что он не имеет понятия, где сейчас находится большая часть его боевой группы, и отправился в Будвайз.
Капитан Желязны не помнил своих родителей. Отец его был поляк, родом вроде бы из Кракова. Каким ветром его занесло перед Первой мировой в Брно — неизвестно. Известно только, что вскоре после женитьбы он отбыл за океан, где его двоюродный брат — как тот сам утверждал в редких письмах — греб деньги лопатой в собственной пекарне.
В пекарне? Деньги лопатой?! Хм… Впрочем, Америка, как известно, страна огромных возможностей: там деньги валяются под ногами, и просто надо не лениться нагибаться за ними. Ну и места надо знать, разумеется… Это в Брно — чеху, или в Кракове — поляку, угнетаемым немцами, ну никак на разбогатеть на продаже булок! Ну а в Америке, понятно, совсем другое дело.
Рассуждая таким образом, весной 1914 года Станислав Желязны уехал в Америку, пообещав беременной жене, что он приедет за ней и ребенком самое позднее через год. Возможно, он и приехал бы, да вот грянула так некстати война, и больше о Станиславе Желязны в Брно никто ничего не слышал.
Мать Желязны умерла при родах, и младенца взяла на попечение сестра покойной. Когда весной 1920 года ее муж Ян Соботка после войны, плена и службы в Чешском корпусе, наконец, добрался до Брно, вояку радостно приветствовали жена и бойкий мальчуган. Впрочем, жена писала мужу о смерти сестры и сироте-племяннике, так что незапланированное увеличение семьи для Соботки не стало сюрпризом.
Соботка попал в русский плен еще в 1915 году, вступил в Чешский корпус, получил офицерское звание, воевал с большевиками под командованием генерала Гайды и вместе с ним вернулся в Чехословакию. Гайда составил ему протекцию, и бывший унтер-офицер австрийской армии быстро стал командиром полка в небольшом моравском городке. К тому времени их пути разошлись: авантюрная жилка Гайды втравила его в махинации, и он был изгнан из армии. Зато Соботка спокойно встретил позорный 1938 год командиром дивизии. Позиция Соботки после 1938 года оказалась такова, что дослужившийся до надпоручика Петр Соботка снова стал Петром Желязны. Поскольку его приемная мать скончалась годом раньше, Желязны во время первой беседы с полковником Моравцем в Лондоне с чистой совестью твердо заявил: «Родственников не имею».
Желязны не раз выбрасывался в тыл к немцам и всякий раз возвращался, успешно выполнив задание. Не только железная воля и холоднокровие заставляли его без колебаний соглашаться на любое рискованное задание: он долго ел хлеб Соботки и теперь должен был платить за его предательство. Кое-кому это может показаться странным. Впрочем, это — совершенно неинтересно, главное, что капитан Петр Желязны считал свое понимание долга вполне естественным.
В ту злополучную ночь он успел выпрыгнуть из объятого пламенем самолета и довольно удачно приземлился на полянке среди деревьев. Купол зацепился за крону высокого дерева, и Желязны пришлось повозиться, стаскивая парашют с дерева. Он почти закончил это занятие и уже собрался облегченно вздохнуть, как вдруг услышал отдаленные орудийные залпы и пулеметные очереди. Желязны замер, прислушиваясь. Сколько он еще так простоял бы, неизвестно, но в этот момент совсем рядом раздался вой сирены. И, словно повинуясь сигналу, по деревьям заскользили лучи прожекторов.
Желязны мгновенно бросился на землю. Лучи прожекторов беспорядочно скользили вокруг, то ярко освещая поляну, то погружая ее в темноту. В очередной «момент просветления» Желязны обнаружил: то, что он принял в темноте за поляну, оказалось на самом деле чем-то вроде стадиона с футбольным полем, воротами и беговой дорожкой по периметру. Желязны лихорадочно сгреб парашют в охапку и, стараясь не попадать под лучи прожекторов, бросился в гущу деревьев.