И только на одиннадцатую неделю с начала регулярных тренировок, когда все без исключения мышцы верхней части туловища приобрели жесткость и рельефность, а силовые показатели выросли почти вдвое по сравнению с первоначальными, Охотник приступил к разработке колена, начиная с массажа. В этом ему очень помогла Света. Затем на смену разгоняющим кровь движениям пришло статическое напряжение мускульной системы бедра. Три секунды напряжения – двадцать секунд отдыха. И так в течение пяти минут для каждой ноги, увеличивая нагрузку на минуту на каждом занятии. Вначале к концу занятия боль была просто невыносимой, то и дело немела стопа и сводило судорогой голень, да так, что, закончив комплекс, Ярослав, весь мокрый от пота, еще долго лежал на спине, глядя в потолок и ощущая ласковые, успокаивающие прикосновения сидящей рядом с ним Светы. От неизбежных на этом этапе занятий судорог, о которых предупреждал в книге Сандов, следуя его рекомендациям, очень помогало ежедневное потребление двух столовых ложек измельченной яичной скорлупы. Света доставала ее в колхозе без труда… И результат не замедлил сказаться – постепенно боль становилась менее острой, терпимой, продолжительность статических сокращений возрастала. Наконец, спустя еще без малого два месяца, она сравнялась с рубежом, после которого Сандов рекомендовал переходить непосредственно к прямой работе на сустав…
Увлеченный тренировками и занятый на службе, Ярослав почти не замечал бега времени. Недели улетали незаметно. Вот уже наступил новый, тысяча девятьсот сорок шестой год, прошло Рождество и оттрещали крещенские морозы. От Сомова по-прежнему не было никаких известий, что, разумеется, не добавляло иллюзий ни самому Охотнику, ни Светлане, на днях вдруг с улыбкой сообщившей Ярославу, что она ждет ребенка. Малыш должен родиться в сентябре… Второе радостное известие пришло уже на следующий день. Посетивший учебную базу директор ленинградского городского отделения ОСОАВИАХИМ Геннадий Александрович Голосов сообщил, крепко пожимая Ярославу руку, что ко дню Красной Армии – 23 февраля – Ярослав, а с ним еще двое инструкторов наконец-то получат долгожданные ордера на жилье, причем вместо одной – сразу на две комнаты в недавно отремонтированной квартире, в самом центре города. Старик даже адрес назвал – дом на Фонтанке, в двух шагах от Невского проспекта. Узнав о столь долгожданном и радостном событии, Света буквально зацеловала Ярослава. Как будущая мать, она прежде всего думала о ребенке. В городской квартире ему будет гораздо комфортнее, чем здесь, в деревне. Ярослав, мягко погладив жену ладонью по еще совсем незаметному животу, предложил завтра же пойти в Морозово, в правление колхоза «Бауманский», и расписаться. А вечером устроить маленькое застолье, пригласив в гости единственных более-менее близких знакомых – супругов Родниковых, агрономов Варю и Шурика…
Вспомнив об интеллигентных «узбеках», Ярослав сразу же вспомнил и об их первой встрече на Московском вокзале, и об украденном у Варвары кошельке, и о том, что за всем этим последовало, включая свое неожиданное приключение по дороге к старику Голосову на следующий день – поимку карманных воров, толстяка Кацнельгогеля с его пухлой пачкой денег, визит в милицию, неожиданные откровения перепуганного искусствоведа об ужасном и мстительном бандите по прозвищу Святой, и их долгий последующий разговор с майором Щербатовым, закончившийся обещанием милиционера навести главаря воровской банды на ложный след и взять пришедших по его, Ярослава, душу визитеров, если такие пожалуют, с поличным на конспиративной квартире. Охотник вспомнил, что тогда, расставаясь, он обещал Щербатову непременно заглянуть к нему в участок через неделю и справиться, как идут дела. С того дня прошло уже без малого четыре месяца. Пора выполнять обещанное. Как гласит народная мудрость – лучше поздно, чем никогда.
На следующий день Ярослав и Света расписались в сельсовете, став официально мужем и женой. По старой русской традиции Света взяла его фамилию – Корнеева, прекрасно зная, что она – вымышленная, и даже не забыв сразу после выхода из сельсовета сострить по этому поводу, шепнув ему на ушко, что, мол, раньше был один беглец с поддельными документами, а теперь нас будет трое. На слова жены Ярослав отреагировал довольно неожиданно, презрительно дернув щекой:
– Был бы человек хороший, а статья для него в НКВД всегда найдется, вне зависимости от фамилии.
От столь черного и опасного юмора, никак не соответствующего светлому моменту бракосочетания, Света, несмотря на юность во многом согласная с отношением к «органам» хлебнувшего лиха мужа, сразу заметно погрустнела, замкнулась. Охотнику, мысленно уже ругающему себя последними словами за несдержанность, весь оставшийся день, до вечера, когда к ним в дом, вопреки ожиданиям, пришло больше дюжины гостей, включая председателя колхоза Васюка с супругой, пришлось вымаливать у жены прощение…
Гуляли весело. Охотник остался верен себе и выпил чисто символически, всего пару рюмок. Да и то, чтобы «не обижать гостей». Света по понятным причинам не пила вовсе. Гости, хоть и веселились от души – не часто в деревне случаются праздники и тем более свадьбы, но вели себя вполне культурно, и все без исключения, включая заметно перебравших Шурика и Васюка, пусть и далеко за полночь, благополучно разошлись по своим домам. Благо ночь выдалась светлая, звездная, на бездонном иссиня-черном небе висела полная луна и возвращаться в Морозово разухабистой подогретой толпой было абсолютно нескучно и тем более не боязно…
На следующий день, не объясняя Свете цель своей поездки и просто сославшись на служебную необходимость «утрясти кое-какие дела», Ярослав утром уехал в Ленинград. Повезло – майор Щербатов оказался в участке, в своем привычно прокуренном до невозможности кабинете, и встретил Охотника крепким рукопожатием, бросив с ухмылкой:
– А я уже думал, что не увидимся, капитан. – Заметил сверкнувшее на безымянном пальце Ярослава новенькое обручальное кольцо, улыбнулся понимающе: – Можно поздравить?
– Вчера только расписались, – сдержанно сообщил Охотник.
– Молодец. Быстро определился. Как зовут? – закуривая очередную папиросу, осведомился основательный Щербатов.
– Светлана.
– У меня старшая дочь – тоже Светлана, – морщины вокруг глаз майора на мгновение разгладились, но тут же появились вновь. По посерьезневшему лицу милиционера Ярослав безошибочно понял, что тому есть о чем рассказать. Как в воду глядел.
– Извини, капитан, мне через пять минут нужно уезжать, – сообщил Щербатов, – так что ближе к делу. Есть новости. И не малые… Во-первых, Кацнельгогель действительно удрал из города, как и обещал. Даже с работы, из Русского музея, не уволился. Забрал самое ценное из квартиры – и привет… Я, как только узнал, сразу послал запрос в Одессу. Через три недели пришел ответ. Гражданин Эраст Григорьевич Кацнельгогель найден мертвым недалеко от Привоза. С пятью ножевыми ранами в область сердца. Вот так. Супруга толстяка, говорят, чуть умом не тронулась… Брат, по его же словам, ничего не знает. Кроме того, что Эраст приехал к нему неожиданно, без предупреждения, с пятью чемоданами, весь на взводе, нервный, испуганный и шарахался даже от собственной тени. Дело дохлое, никаких улик. Даже ножа нет. Убийца забрал его с собой.