– Так и сделаем, – согласился Охотник. – Как думаешь, сколько человек охраны генерал возьмет с собой в самолет?
– Максимум – четыре, – помолчав секунду, ответил Леонид Иванович. – Но скорее всего – только двоих. Фрица и Рольфа. Серьезные мужики. Виртуозы своего дела. В самолете не так уж много места. Пятерым уже тесно. Еще пара человек будет обязательно ждать на аэродроме. С машиной и водителем.
– Сколько будет пилотов?
– Обычно летят двое, основной и дублирующий. Мало ли что может случиться с одним из них в воздухе, над джунглями? Сердце прихватит, или там голова закружится. Генерал не любит рисковать своей драгоценной шкурой.
– Парашюты есть?
– Обязательно, – подтвердил Сомов. – И парашюты, и рация для прямой связи с рудником и «друзьями» в Сан-Паулу, и даже два спецпакета с провизией, лекарствами и прочей ерундой для выживания в джунглях, на случай катастрофы… Чего на самолете нет – так это оружия. Оно только у охраны генерала. Личные пистолеты и ножи. Такие же, как у меня. Изначально предполагается, что в воздухе борту ничто не угрожает. Да и стрелять в самолете опасно: можно повредить двигатель и системы. Проблемы, считается, возможны только на земле. Но там всегда страхуют свои. С автоматами. Все отработано. Борман веников не вяжет. И своих помощников, вкупе с драгоценными камушками, бережет как зеницу ока. Так что имей в виду – придется работать против охраны и генерала голыми руками. На худой конец – подручными средствами, – взгляд Сомова скользнул по трости, спокойно прислоненной к дереву. – Палочка твоя, поди, та самая, с секретом?!
– Она, – улыбнулся Ярослав. – Между прочим – подарок Бати, к выписке из госпиталя. Полезная штуковина. Шелестов как чувствовал, что пригодится.
– Ну, значит, совсем хорошо, – кивнул профессор. – Справишься, разведка.
– Мы справимся, – поправил сенсея Охотник.
– Можно и так, – улыбнулся Леонид Иванович. – Я, знаешь, совсем даже не против. Позорно сдохнуть в этих вонючих тропиках, за многие тысячи километров от милого сердцу Питера, так ни разу и не взглянув в глазенки внука, – это, я тебе скажу, настоящее свинство. А мы с тобой солдаты. Не самые захудалые, надо думать. Значит, выживем.
– Иваныч?
– Да?
– Ответь мне, как человек, посвященный во многие страшные тайны Вервольфштадта. На фига нужно было делать бордель для истинных арийцев в Лас-Суэртосе, приглашая туда немецкого повара и музыкантов, когда гораздо проще и безопаснее было построить публичный дом прямо на охраняемой территории рудника? У меня есть на этот счет свое, весьма однозначное мнение, но вначале я хотел бы услышать, что ты скажешь. И сравнить.
– Пожалуйста. Хотя я уверен, что, как человек неглупый, ты правильно догадался. В отличие от идиотов, регулярно наведывающихся в «Чайную розу» и жалующихся там друг другу, и особенно – шлюхам, на свою хреновую жизнь. Генералу, как хозяину, безусловно интересно знать, какие настроения царят среди Kameraden. Все, кто работает в борделе, ежедневно докладывают специальному человеку обо всем, что услышали. А тот уже передает непосредственно Майне. Находись кабак на территории Вервольфштадта, многие из солдафонов крепче держали бы языки за зубами. А здесь, в Лас-Суэртосе, где нет ни заборов со спиралью Бруно, ни наблюдательных вышек, ни жесткой казарменной дисциплины, они чувствуют себя гораздо свободнее и раскованнее. Расслабляются на полную катушку, с пьяных глаз заплетающимся языком выкладывая девицам все, что накопилось в их поганой душонке.
– Значит, я не ошибся, – прищурился Охотник. – Не позднее чем сегодня в обед господин генерал узнает о некоем странном швейцарском торговце, накануне споившем до беспамятства два десятка бывших эсэсовцев, а некоторым из них, с кем сидел рядом, даже подарил на ночь по шлюхе. Не обделив и самого себя.
– Информация с бородой, – фыркнул Сомов, обнимая Ярослава. – Между «Чайной розой» и кабинетом Шальке проложена прямая телефонная линия. Так что, готов спорить: хозяин с самого утра в курсе твоих подвигов на поприще пропаганды алкоголизма. И с нетерпением ждет, когда ты очухаешься с жуткого бодуна, опохмелишься, позавтракаешь, приведешь свое лицо в более-менее сносный вид и нанесешь ему обещанный визит. Дабы лично познакомиться со столь необычным для этих дремучих мест гостем, совсем по-русски швыряющимся деньгами. Ну, и со всем старанием проверить тебя на зуб. А вдруг фальшивый?
– Челюсти сломает, – оскалился Ярослав. – Стало быть, ты и доставишь? На своей калоше с моторчиком?
– Не только доставлю, зятек ты мой ненаглядный, но даже проведу через контроль и доложу, как послушный швейцар! – пообещал Сомов. – Ты подошел к пристани, представился и попросил отвезти тебя в Вервольфштадт. Насчет вчерашнего бедлама я уже был информирован полицейским лейтенантом, так что мы немного поболтали и – полный вперед.
– Так и было, – сказал Охотник. – Дешево, сердито и главное – достоверно. А по поводу моей вчерашней щедрости, так русская кровь тут ни при чем. Я разве не сказал? У Ганса Розенберга вчера был самый настоящий юбилей. Тридцать лет. Такую круглую дату не грех и отметить. Кстати, она, как положено, пропечатана в паспорте.
– Молодец, и здесь подсуетился, – рассмеялся Леонид Иванович. – Сгодится. Только, прежде чем прыгнуть в пропасть, давай еще раз обсудим ключевые детали операции. Слушай и запоминай, малыш…
Вервольфштадт – нелепый и сумбурный, открывшийся взору Охотника, благополучно миновавшего жесткий контроль на входе с помощью сенсея, своим видом напоминал построеную наспех, но со старанием колонию завоевателей, состоящую из похожей на концлагерь промзоны, военного городка и крохотного оазиса для богатеев, с аккуратными лужайками и одноэтажными домиками в немецком стиле, раскинувшегося где-нибудь в живописном уголке Альп или на берегу Женевского озера. Тренировочные площадки и открытый тир соседствовали с двумя длинными казармами для охраны. Позади выстроившихся в прямую линию полудюжины шале, где и жили господин генерал с его ближайшим окружением, была отлично видна покрытая бетонными плитами взлетная полоса, на которой стоял небольшой самолет, охраняемый двумя автоматчиками, спрятавшимися от солнцепека под специально сооруженный навес. И лишь вдалеке, левее, за всем этим колониальным винегретом, находился еще один высокий забор с КПП, к которому от первого контрольного поста вела отдельная, проходящая вдоль периметра, по самому краю территории, ограниченная с одной стороны наружным забором, с другой – металлической сеткой, широкая дорога, предназначенная для прохода рабочих из Лас-Суэртоса. Там, вдали, за трехметровым деревянным забором с наблюдательными вышками, и располагался алмазный рудник. Который, справедливости ради стоит отметить, Ярослава абсолютно не интересовал. Старательно прихрамывая, он уверенно шел рядом с Сомовым, стуча тростью по дорожке и ощущая на себе любопытные взгляды, с ленивой полуулыбкой перекидываясь с Леонидом Ивановичем ничего не значащими фразами, в то время как его взгляд, автоматически запоминающий расположение зданий вокруг, был прикован к самому роскошному из шале, возле входа в который, как и положено, стоял вооруженный автоматом охранник. Подойдя поближе, Охотник без труда узнал в нем носатого Леона Брауна, любовника продавщицы билетов на «Гаучо», Мерседес.