– Сколько нам еще лететь до Рио, господин Майне? – спросил Охотник, только через час после взлета нарушив гулкую напряженную тишину и повернувшись к Шальке.
– От Вервольфштадта – час пятнадцать, – ответил хозяин рудника, взглянув на прикрепленные к переборке, над кабиной пилотов, часы. – Осталось не более четверти часа. Небо – не зимнее шоссе, Вайс. Здесь случайных задержек не бывает. Маршрут проверен многократно. Прибудем точно в пять. Плюс-минус две минуты. Вас что-то беспокоит? Вы бледны.
– Честно говоря, да, – вздохнул Ярослав. И, стыдливо отведя глаза, признался: – Живот. Будь он неладен. На земле все было отлично. И вдруг… как только взлетели. Словно гадюку живую проглотил.
– Что?! – скривился Шальке. – Несварение? Этого еще не хватало! О чем вы думали на земле, Вайс?! На борту клозета нет, учтите!
– Проклятая свиная рулька…
Охотник заметил, как ухмыльнулись, переглянувшись между собой, сидящие напротив эсэсовцы. Расслабьтесь, уроды. Глядите – я же совершенно неопасен. Я – натуральный болван. И не надо так морщиться. Я пока не сделал вам больно.
– Мерзость какая, – брезгливо процедил Шальке. – Мне стыдно за вас, Вайс.
– Не волнуйтесь, господин Майне, – подавленно буркнул Охотник. – Уж четверть-то часа я продержусь. Надеюсь, так оно и будет. Главное – вытерпеть посадку…
Телохранители генерала снова улыбнулись, на сей раз – во все тридцать два зуба. Ну вот, так-то оно гораздо лучше. Не стоит быть такими напряженными. А то пальчик ненароком даванет на спусковой крючок «шмайссера» – и привет, чистилище. Предохранители-то у вас на всякий случай сняты. Поулыбайтесь. Посмейтесь. Это полезно. С улыбкой умирать легче.
До Рио – всего километров пятьдесят, не больше. Пора, пожалуй. С богом.
Удобнее перехватив уже с полчаса мирно лежащую на коленях трость, Ярослав одним быстрым, отработанным движением выдернул клинок из ножен и нанес сидящим напротив телохранителям размашистый удар, с визгом рассекая воздух, слева направо. Он метил в лица и не промахнулся. Тому, что сидел левее, стальной клинок нанес глубокую, страшную рану на линии глаз. Второму, двигаясь дальше и уходя чуть ниже, по плавной дуге, оторвал кусок подбородка и проделал дыру в шее, на месте кадыка. Оба эсэсовца, жутко захрипев, мгновенно умылись обильно хлынувшей из порезов кровью. Первый, ослепнув, уже был неспособен к сопротивлению, но второй, прежде чем завалиться набок, брызгая из горла мощным конвульсивным фонтаном прямо на грудь оторопевшего генерала, успел-таки надавить на спусковой крючок «шмайссера». Грохнула короткая очередь, в замкнутом пространстве самолета ударившая по ушам не хуже громового раската. Все три пули, пробив переборку, вошли точно в то место, где только что сидел Ярослав. Но ни одна из них не достигла цели. Нанеся удар, Охотник не мешкая отпрыгнул в сторону, выпустил из пальцев клинок, перекатился по полу отсека и застыл, стоя на одном колене и целя в генерала из маленького черного пистолета. Нападение произошло так стремительно, что Шальке не успел издать ни единого звука. С отвалившейся безвольно челюстью он смотрел на проявившего чудеса ловкости «инвалида», с частотой маятника переводя взгляд со ствола «беретты» на Охотника – и обратно.
– Сволочь! А-а-а! – орал во все горло, корчась от боли и умываясь потоками крови, ослепший телохранитель. – Убью-ю-ю!
Злость и ярость обреченного возобладали – опустив руки от изуродованного лица, он принялся на ощупь лихорадочно шарить вокруг в поисках упавшего автомата. Ярослав потянул курок. Щелкнул выстрел. Пуля крохотного калибра, но внушительной убойной силы попала эсэсовцу точно в лоб. Громила дернулся, сипло выпуская из груди остатки воздуха, и тяжело рухнул лицом вперед. Второму телохранителю Шальке контрольный выстрел уже не понадобился – мелко дрожа всем телом, бывший эсэсовец умирал от смертельной раны, окруженный расползающейся вокруг огромной жирной лужей цвета спелой вишни…
– Не надо делать лишних движений, генерал, – покачал головой Охотник, вставая с колена. – Иначе мне придется убить вас прежде, чем я успею представиться и прочитать вам приговор. Не лишайте меня такого удовольствия. А себя – дополнительной минуты жизни. Ведь минута – это так много, когда стоишь на пороге вечности…
Дверь кабины пилотов распахнулась. Летчику хватило доли секунды, чтобы запечатлеть картину произошедшей бойни, сделать правильные выводы и, отпрянув назад, захлопнуть дверь, закрыв ее изнутри на замок. Сейчас он бросится к рации и сообщит в Вервольфштадт и в Рио, где, прячась возле взлетной полосы, ждет группа поддержки, о том, что случилось. Не пройдет и минуты, как поселок будет стоять на ушах. Что ж, и это нас не слишком пугает. Хотя радостного мало. Ведь если бы телохранитель не нажал на курок и не поднял шум, можно было бы закончить все тихо, а затем попытаться убедить пилотов посадить самолет в несколько другой, кроме аэродрома, подходящей точке, вблизи Рио. Скажем, на дорогу или на поле. На крайний случай – на условно подходящий для этой цели океанский пляж. Увы, теперь этот вариант отпадает. Значит, придется прыгать. Но вначале – завершить миссию. На это не понадобится слишком много времени…
– Кто вы? – чужим – непохожим на свой собственный – голосом проскрипел Шальке. – Вы меня обманули, Вайс.
– Да, генерал. Я вас обманул. Канарис и его люди были расстреляны во Флоссенбурге. В апреле сорок пятого. Группой, которой командовал штабс-сержант СС по фамилии Вайс… Я – русский разведчик. Меня зовут Ярослав Корсак. И я сообщаю вам, что решением военного трибунала СССР и ЦК партии вы и доктор Тиллер в числе прочих, сбежавших от возмездия, нацистов признаны виновными в преступлениях против человечества и заочно приговорены к смерти. Привести приговор в исполнение поручено мне.
– Подождите! Стойте! Не стреляйте! – замахал руками генерал. – Я готов сдаться в плен! Я могу быть вам полезен! Я знаю очень много! Я богат, черт побери! Я сказочно богат!
– Заткнись, ублюдок, – зловеще прищурился Охотник. – Кому ты нужен? Да и тащить твою вонючую шкуру через океан весьма затруднительно. Ты умрешь здесь и сейчас. Единственное одолжение – ты сдохнешь от пули, как положено солдату. Но прежде чем нажать на спуск, я хочу сообщить тебе кое-что. Герр Соммер, ваш инструктор, тоже наш агент. Несмотря на то, что в его жилах действительно течет половина арийской крови. Он был тайно внедрен к вам в сорок третьем году, когда стало известно, что его отец – ближайший друг партайгеноссе Бормана. Кстати, о том, что Борман жив и находится в Аргентине, нам тоже известно. О вашей встрече в Буэнос-Айресе в Москву сообщил именно Соммер. Так что арест вашего хозяина – вопрос времени.
– Скотина, – поняв, что ждать пощады бессмысленно, заскрежетал зубами Шальке. – Грязная русская свинья! Ну, стреляй, давай! Чего ты ждешь?!
– Уже ничего, – покачал головой Охотник, резко поднял руку с пистолетом и потянул спусковой крючок. На лбу генерала СС словно раздавили клюкву. Шальке умер беззвучно, обмякнув и привалившись затылком к продырявленной автоматными пулями переборке. Через отверстия в пассажирский отсек со свистом били упругие струи воздуха.