— Вот еще один день рабочий потеряли, — лил масло в огонь, жалуясь, Резо. — Тащимся порожняком через весь остров с северо-востока на юго-запад, а ведь два заказа сегодня было, и оба в Манхэттене, — наседал он на своего напарника. — Как ты думаешь, кацо, зачем мы ищем этих людей?
— Э, какая тебе разница, бичо, зачем? Платят — вот и ищем. Это лучше, чем доски по этажам таскать без лифта.
— Легче, но не лучше, — поправил его Резо. — А там, кто его знает, что делать придется…
— Будто в Абхазии ты не делал, что придется? — зло заорал на него Мингрел. — Может, не насиловал, прежде чем застрелить, абхазских женщин и детей? Или не тебя приговорили в Сухуми к повешению?
— Кацо, так это война была! — в ответ заорал на него Резо.
— Какая война? Массовый бандитизм! Там и грузин и армян мы убивали ради грабежей. Только и всего!
— Ведь все под наркотой были, — оправдывался Резо.
— Да, были! А без наркоты ты в пекло и не полез бы, дурь — она совесть убивает… Это не Югославия была с мусульманами и христианами разных конфессий. Это была чисто бандитская бойня, убивали своих же братьев и сестер.
— Э, генацвале, послушай, а что оставалось делать — ни работы, ни туризма, ну ничего, чем раньше жили… Даже вино наше и мандарины некуда было деть.
— Да какое вино у нас? Наполовину с водой. А мандарины такие, что кислее не бывает, с марокканскими не сравнишь. Вот и грабили тех, кто слабее был, да зубы обломали. Россия этим сукам — дикарям помогала, а мы за все это наказаны…
— А здесь мы кто? Жалкие нелегалы, батраки у наших богатых кавказских евреев! И женщины наши такие же проститутки в Бруклине, только стоят дороже местных. Все равно — на сутенеров и наркотики все уходит…
— Ладно, чего уж там: возьми в бардачке пакетик, там афганская шмаль, у азиатов в долг разжился. Смастырь дудку, пыхнем, пока на хайвее пробок нет…
Жизнь стала веселей. И даже сырой декабрьский снег и холод теперь не вызывали уныния.
Сосо поймал забойную негритянскую мелодию. Певица лезла в душу черными ногами.
Наконец, они съехали на сервис Роуд и, догоняя желтый свет, рванули на повороте, чтобы успеть проскочить в общем потоке, не сбрасывая газ. Машину понесло на жирном, мокром снегу. Мингрел, вместо того чтобы маневрировать, затормозил. Тяжелый грузовой вэн понесло и закрутило. Зацепив машину в ближнем ряду, он врезался в столб. На какое-то время Резо, ударившись о стойку головой, потерял сознание.
Выскочивший из кабины Мингрел бросился бежать через какую-то стройку.
Подоспевшие к месту аварии доброхоты-водители тут же вызвали копов, и уже через пять минут подоспевший наряд дорожной полиции вызывал «скорую».
У Резо была рассечена бровь и явное сотрясение мозга. Но не только это привлекло внимание офицеров, а сильный сладко-тяжелый запах крека, стоявший в просторном грузовом «шевроле». Не получив никаких вразумительных объяснений от Резо, записав его данные и объявив по рации, что водитель сбежал, потерпевшего отправили в ближайший госпиталь, предписав медикам взять анализ крови на наркотик. После чего, осмотрев машину, нашли оставшуюся дрянь в пакетике с четко выраженными отпечатками пальцев обоих незадачливых «детективов». «Пробив» Резо по бортовому компьютеру и определив, что тот уже наблюдался как наркоман, оформили криминальный экседент. После чего вызвали тол-трак и уволокли белый, видавший виды вэн на полицейскую стоянку.
В вечерних теленовостях в рубрике происшествий обыватели узнали о произошедшем инциденте с русскими нелегалами, бывшими под наркотическим опьянением.
Мы с Ангелиной прекрасно чувствовали себя в маленьком русском «селе», расположенном вокруг монастыря. Почти все его насельники несли какое-то послушание и занимались чем-то еще кроме службы. И я не стал исключением. При огромном монастырском кладбище, старом и новом, разделенном асфальтированной дорогой, была мастерская. Здесь производился весь необходимый для похорон кладбищенский инвентарь, начиная с деревянных крестов и заканчивая гранитными памятниками. Меня взял под свою опеку управляющий этой мастерской, не так давно рукоположенный монах Феодор Броди. Был он весельчак-балагур и не промах выпить «крепкаго». Брат Феодор (так он представился при нашем знакомстве) сразу проникся симпатией ко мне, когда я при первой же встрече поставил на запыленный стол верстака квадратную бутылку украинской перцовой. Глаза брата Феодора покрылись как будто масляной пленкой грусти.
— А я уже и забув, як она выгляде, — сказал он мне. — Ну, з почином! — И шарахнул сразу три четверти стакана. Затем, чуть набычившись, как бы заколдобясь, крякнул и, крупно откусив от монастырского яблока, захрустел им, как конь.
Он был мастер на все руки и говорил мне, что «двенайсать роки порцевал» в монастырской автомастерской механиком. Но вот умер старый монах отец Аверкий, и освободилась вакансия заменить его на кладбище. И послушник брат Федор принял постриг, став рясофорным монахом Феодором. Никто лучше его не мог делать кресты из бетона и гранита с мраморной крошкой. Они были выложены греческой разноцветной мозаикой — узоры, цветы, лики святых угодников.
Был брат Феодор заядлый рыболов и охотник. Хотя последнее в его нынешнем монашеском положении запрещалось. Но он порой был не против с ружьишком зайцев погонять, что шкодили в монастырском саду, обгрызая кору с яблонь. «Лицензию» на это в виде благословения Владыки он имел. Но более всего ему было по душе охотиться на местных небольших оленей, на которых зимой открывался сезон.
Узнав, что Ангелина — дочь его «лепшего падруга» Алексия, как называл он покойного Алекса, он еще больше проникся к нам расположением. Даже однажды принес огромную банку килограммов на пять монастырского меда. На наши веселые возражения, что мы его не съедим и за три года, он мудро решил поставить медовуху. Причем у нас в доме, ибо в мастерской она «дюже смердэ як брага».
Однажды нам позвонил Фред Ди Морсиано и сообщил, что в Олбани в деловом «даун тауне» в юридическом офисе «Маркс и K°», нам необходимо быть с Ангелиной на следующий день в одиннадцать утра. Вернее, нужна была в первую очередь она, а я как бы на втором плане. Однако тоже должен был что-то подписать как супруг.
Мы с Линой уже не раз опробовали золотистый «Понтиак гранд Эм», оставленный нам Морсиано. Эта мощная полуспортивная машина вела себя безупречно. Объехав до того все близлежащие городки, мы обрадовались возможности более длительной поездки. До Олбани было примерно два часа езды по прямой.
Встав на следующий день пораньше, мы еще в сумерках отправились в путь. Примерно на полпути до столицы штата Нью-Йорк сделали остановку и позавтракали вкусной деревенской едой в одном из придорожных ресторанчиков.
К месту мы прибыли за полчаса до назначенного времени. Морсиано уже нас ждал.
— Молодцы, что не опоздали, — сказал он, здороваясь.
Весь наш визит с переговорами и подписанием документов занял более полутора часов. Генеральный представитель фирмы «Маркс и K°» хотел получить за услуги адвокатов тридцать процентов от общей суммы наследства после выплаты всех налогов. Морсиано объявил, что в Нью-Йорке за успешное решение дела предлагали выплатить гонорар в размере двадцати пяти процентов. Но мы приехали в этот офис с условием — не более двадцати процентов. Готовы сговориться и уступить некий интерес с продажи земельных участков, если цены нам подойдут. А компании, приобретавшие выставленные на сейл земли, будут представлены юридической фирмой «Маркс и K°». В этом случае юристы смогут иметь минимум два-три процента прибыли, как посредники, от приобретавших землю компаний-застройщиков, которые будут заинтересованы и дальше вести с ними дела.