— Я вас не ждала.
Нина Йенсен села на диван и огляделась. Стены были окрашены в светло-персиковый цвет, занавески красные с изображением тюльпанов. На подоконнике стояло несколько поникших комнатных растений. Мириам вернулась с кухни, неся в руках кофейные чашки и вазу с фруктами. Нина взяла яблоко. Она была голодна, но могла продержаться до обеденного перерыва, если только удастся пару раз выпить кофе.
— Как я уже сказала, мне бы хотелось обсудить с вами кое-какие вещи. Можно было сделать это по телефону, но я предпочитаю беседу с глазу на глаз.
— Я же уже все рассказала, — повторила Мириам.
— Вы очень помогли нам, — похвалила ее Нина, надкусывая яблоко. — А у вас сегодня нет занятий?
Мириам отвела взгляд:
— Не было сил идти.
— Понимаю, но вряд ли стоит сидеть здесь весь день и думать о случившемся.
— У меня хорошие подруги, они уже звонили мне и ругали за это. Завтра обязательно выберусь на занятия.
Нина Йенсен рассматривала ее. У Мириам были большие темные глаза и красивый выпуклый лоб, на котором внезапно появлялись и быстро пропадали тоненькие морщинки. Нос был довольно длинный, но узкий и прямой. Нина ощутила вдруг симпатию к девушке и постаралась взять себя в руки, чтобы не утратить способности реально оценивать ситуацию.
— Вы сказали, что утром в понедельник услышали, что кто-то возится на заднем дворе. Вы не спали, было начало шестого. Дверь в подворотне открылась один раз или два?
Мириам подумала:
— Один раз.
— Вы слышали, чтобы кто-нибудь разговаривал?
— Нет.
— Вы можете довериться нам, Мириам. Не надо бояться рассказывать то, что вам известно.
— Мне больше нечего сказать, ничего нового.
Она поднялась, прошла на кухню. Вернулась назад с кофейником.
— Хороший кофе, — похвалила Нина, пригубив. — Вы еще сказали, что весь вчерашний вечер провели в одиночестве.
Мириам едва заметно кивнула.
— Но получается, что этого не может быть.
Девушка вздрогнула:
— Что вы хотите сказать?
— Наши техники-криминалисты обнаружили на площадке, в натекшей крови, след ноги. Кто-то встал туда ногой в одном носке.
Мириам вцепилась в подлокотники кресла.
— И они нашли отпечатки того же запачканного носка у вас в квартире. В прихожей, вот здесь в гостиной, в спальном алькове.
Не дожидаясь, пока Мириам ответит, Нина достала из кармана листок бумаги, развернула его и положила на стол:
— Разносчику газет встретился мужчина, выходивший из дома. Газетчик описал его внешность, и наш художник по этому описанию составил портрет. Посмотрите на него внимательно и скажите, не напоминает ли он вам кого-либо, виденного вами раньше.
Мириам не отрываясь вглядывалась в портрет. Нина увидела, как по ее шее пробежала дрожь. «Ну вот оно!» — подумала она, и тут Мириам закрыла лицо руками и затряслась всем телом.
Дверь в кабинет Викена была приоткрыта. Нина Йенсен влетела в кабинет и постучалась, только когда закрывала за собой дверь. Инспектор сидел за компьютером, он взглянул на нее поверх очков:
— Рад тебя видеть, Йенсен. Но вообще-то, я не имею ничего против того, чтобы люди стучались до того, как ворваться ко мне.
— Да, конечно, извините. — Она достала блокнот, полистала его. — Я просто подумала, что это вам будет интересно. Я снова допросила Мириам Гайзаускас.
— Ты сияешь, будто выиграла торт в благотворительной лотерее.
— Мириам осенью была на медпрактике в одном медицинском центре, — сказала Нина, слегка порозовев, видимо, из-за того, что он намекнул на торт. — Угадайте, кто руководил ее практикой?
Желваки на скулах Викена так и заходили.
— Да неужели?..
Она не дала ему договорить:
— Доктор Аксель Гленне. Мы точно знаем, что он был последним, кто разговаривал с Хильдой Паульсен. И он был участковым врачом Сесилии Давидсен. Мы же сошлись на том, что уже это само по себе было как-то странновато.
— Да, щекотливое дело, — отозвался Викен, который и сам не мог взять в толк, почему у него с языка сорвалось это выражение.
— Но это еще не всё.
Ему стало любопытно, он снял очки и положил на стол.
— Гленне был у Мириам Гайзаускас в ночь на понедельник.
— Вот черт, ты уверена?
— Он у нее ночевал два раза, — ликовала она. — Утром в понедельник он ушел из ее квартиры около пяти. По ее словам, это он обнаружил убитую перед дверью.
Викен медленно выдохнул — звук был такой, будто спускают воздух из старого надувного матраса.
— Он и есть тот мужик в подворотне, — твердо заключил он, — которого видел разносчик газет, и под описание он прекрасно подходит. Ах ты черт, Йенсен, мне кажется, тут у нас начинает кое-что вытанцовываться! Давай-ка мы его вытащим к нам сюда.
— Я звонила в медцентр, — сообщила она. — Он на этой неделе не показывался там, сославшись на нездоровье.
— Тогда попробуем найти его дома. — Он повернулся к компьютеру.
— Я пробовала, никто трубку не снимает. Но когда я позвонила его жене на мобильный, она ответила.
Викен покосился на нее с улыбкой, в которой читались изумление и одобрение.
— Он не появлялся дома с воскресенья. Звонил ей пару раз. Она говорит, что понятия не имеет, где он.
Викен вскочил на ноги:
— Отлично сработано, младший инспектор полиции Йенсен, на пять с плюсом! Я же все время говорил, что с этим доктором Гленне что-то не так.
Им открыла стройная женщина среднего роста. Ей могло быть и за сорок, но выглядела она моложе.
— Вы, должно быть, госпожа Гленне? — уточнил Викен, отметив, что в кои-то веки обратился к человеку на «вы», что было ему, как и большинству норвежцев, несвойственно.
Женщина протянула ему руку, и то, что он поздоровался за руку со свидетелем, которого ему предстояло допросить, тоже случалось редко.
— Вибека Фриск Гленне, — сказала она. У нее было крепкое рукопожатие, сухая узкая ладонь.
Викен пропустил вперед Нурбакка:
— А это младший инспектор полиции Арве Нурбакк.
Викен заметил, что ее слегка раскосые глаза широко распахнулись.
— Э-э-э… да мы встречались уже, — сказала она, и ее загорелая кожа чуть порозовела.
— Мы разговорились как-то вечером в кафе в начале осени, — пояснил Нурбакк с мальчишеской улыбкой. — Это не в «Смюгет» было?