– Возни много – раз… – стал загибать пальцы мент. – Затянется надолго – два. Не дай бог, чего лишнего посторонним наболтает – три. Не хочу – четыре! Хватит?!

– Вечно ты, если что не так, стараешься одним махом задрочить две дырки, – укоризненно припомнил прошлые дела Вяземцев.

– Три! – поправил Кирилленко. – Одним махом – сразу три!

– Тебе, конечно, виднее, хотя я всегда стараюсь избегать крайних мер. Ведь именно в них заключается твой план, верно?

– Ну… – пожал плечами полковник. – Совсем даже не обязательно. – Но глаза его – колючие, бегающие – говорили совсем об обратном. – Я тебе не сказал, Толя… – чуть помолчав, добавил Виктор Викторович. – В общем, в Германии уже этот Денисов, и, как я понимаю, в ближайшее время возвращаться назад в Питер не собирается. Поэтому я и решился на сложную оперативную комбинацию, чтобы для начала хотя бы заставить его приехать обратно. А уже потом – как карты лягут. Может, случится, что придется и… того. – Кирилленко пристально посмотрел на чиновника. – Сам понимаешь, своя шкура дороже.

– Ладно, Витя, хватит о грустном. – Вяземцев положил руку полковнику на плечо. – Посмотри, вечер какой вокруг замечательный! Природа, лес, птицы – красота!

– Ты молодец, что еще при Леониде Ильиче дачу в таком чудном месте себе организовал. Тогда небось она тебе за спасибо досталась, а сейчас она знаешь, на сколько потянет? – одобрительно хрюкнул Кирилленко. – Тысяч на восемьсот, не меньше! Я вот тоже себе участочек в полтора гектара недавно купил, на берегу озера Бабинское. Слыхал о таком?

– Не приходилось, – покачал головой Петрович. – Где это?

– У черта на куличках, – махнул куда-то в сторону полковник. – Зато природа, рыбалка, грибы-ягоды всякие – тьма-тьмущая! Вот когда срок выйдет и турнут меня из Большого дома на пенсию, обязательно буду там жить. Как в апреле уеду, так до октября в город – ни ногой!

– И не говори, благодать душевная – она в нашем возрасте превыше всего будет! – поддержал Вяземцев, затушив окурок коричневой ментоловой сигареты о ствол раскидистой березы. – Помнишь ее?! В семьдесят втором сажали, когда ты вместе со своей второй женой ко мне из столицы в отпуск приезжал.

– Она?! – полковник удивленно вытаращил глаза на шелестящую далеко вверху раскидистую зеленую крону могучего дерева. – Неужели та самая?!

– Так точно. – Вяземцев провел ладонью по стволу. Кирилленко задрал голову так высоко, что у него заболела шея. Вяземцев кивнул одному из телохранителей, тот неслышно подошел и, вытащив руку из кармана спортивной куртки, протянул хозяину маленькую кожаную коробочку. Взяв ее, чиновник дружески похлопал полковника по плечу.

– Витя, – лукаво улыбаясь, обратился он к гостю. – Ты небось думаешь, что я забыл про твой завтрашний праздник? Про день рождения?! Держи подарок!

– Ну, ты даешь, Петрович. Черт подери! Что там? Тяжелое… – Кирилленко взвесил коробочку на ладони.

– Зачем спрашивать, посмотри, – предложил Вяземцев, невозмутимо пожав плечами и исподтишка наблюдая, как полковник открывает крышечку.

Увидев содержимое коробочки, Виктор Викторович изменился в лице. На маленькой алой подушечке покоился, переливаясь всеми цветами радуги, серебряный военный орден времен великого русского генералиссимуса Александра Суворова, инкрустированный драгоценными камнями. Такие знаки высшей воинской доблести вручались только армейским чинам званием не ниже генерала, и только за выдающиеся победы в сражениях. О цене этой редчайшей вещицы можно было только догадываться.

Кирилленко покачал головой, медленно закрывая крышку коробочки и возвращая бесценный подарок хозяину дачи. Петрович замахал обеими руками:

– Молчи, даже слушать тебя не стану. Пойдем, лучше выпьем еще по стопочке! Не пропадать же добру, как ты считаешь?! – И Вяземцев увлек за собой ошеломленного подарком гостя к накрытому на полянке, под желтым солнцезащитным навесом, столу.

Только по дороге домой, уже сидя на заднем сиденье служебной «Волги» и внимательно рассматривая подарок, Виктор Викторович Кирилленко вдруг неожиданно вспомнил, где он раньше, в первый и последний раз в жизни, видел точно такой же орден. В Эрмитаже.

Глава 54

Полковник Кирилленко отбыл из города на Неве рейсом «Аэрофлота» Санкт-Петербург – Архангельск в семь часов двадцать пять минут следующего утра. Целью его срочной командировки была исправительно-трудовая колония строгого режима, в которой вот уже без малого год отбывал наказание один из ближайших сподручных Бармаша.

Осужденный за вымогательство Николай Ишкевич по кличке Ишак отсидел только шестую часть положенного за это преступление срока и даже не догадывался, что у начальника питерского РУОПа имеются все необходимые доказательства его причастности к зверскому убийству одного известного журналиста, за которое ему грозило еще лет пятнадцать, если не «вышка». Поэтому полковник не сомневался, что зэк примет его выгодное предложение в обмен на молчание. О визите руоповца в колонию было сообщено за сутки, но никто, ни в Питере, ни в администрации колонии, не знал истинной причины приезда Кирилленко. И этот факт сильно обеспокоил начальника колонии, за три года «хозяйствования» которого самая образцовая зона области, формально таковой и остающаяся, на самом деле превратилась в нечто среднее между концлагерем времен Второй мировой войны и кооперативом «Добрые услуги» конца восьмидесятых. С подачи хитрого и предприимчивого начальника в колонии почти мирно сосуществовали два совершенно разных мира. Один, жестокий и тщательно контролируемый садистами-вертухаями, – для «мужиков» и всей прочей шушеры, составляющей большинство. Другой – специальный – для уголовных авторитетов всех мастей, а также тех заключенных, у которых на воле оставались богатые и влиятельные друзья. За деньги у «хозяина» можно было купить все, начиная с бутылки дешевого синтетического спирта «Роял» и заканчивая взаправдашней грудастой-сиськастой бабой, готовой выполнить любые причуды истосковавшегося по женским ласкам зэка.

Но на самом деле не подполковник Стряхнин интересовал нежданно нагрянувшего гостя из РУОПа. Все, что ему было нужно, – это отдельная комната без подслушивающих устройств, где он мог бы провести конфиденциальное свидание с заключенным по кличке Ишак. Обрадованный такой непритязательностью гостя, начальник колонии, не мешкая, распорядился устроить все в лучшем виде.

Ишкевич очень удивился, увидев в комнате для свиданий, куда его привели под конвоем, самого полковника Кирилленко. С этим ментом у Николая были связаны не самые лучшие воспоминания в жизни. Именно он упек его на зону, указав во всех своих отчетах, что изловил и прищучил грозного главаря местных рэкетиров. Вероятно, так было нужно – для начальства. Ишаку вломили шестерик, одиннадцать месяцев из которого он уже прокантовался. Сам он был доволен и в душе потирал руки, уверовав в то, что ему сошло с рук более серьезное «мокрое» дело. Пацаны не забывали своего кореша, тем более что на суде Колян держался как кремень и не сдал никого, повесив на шею хомут, предназначенный как минимум на троих подельников из бригады. Посылки и деньги сначала приходили регулярно. Но не так давно, недели три как «грев» прекратился совсем, пропали даже письма. Ишак понял, что что-то произошло. Но что именно – не знал. Неужели всех повязали?! Когда Ишкевич вошел в комнату для свиданий, Кирилленко, сидя на табуретке, со скучающим видом почитывал местную газетенку недельной давности.