Лишь вернувшись домой, он подумал, что куда более ценным приобретением стало бы ружье. Но вернуться на место преступления и забрать оружие? Ну уж нет! Ружье все было в засохшей крови Гомеса и еще бог знает в чем. Стараясь не думать об этом, Уокер упал на диванчик и уставился в выключенный телевизор. Он осознавал, что находится в шоке. Ад на улицах города, который Уокер мог наблюдать за последнюю неделю, оказался детским лепетом по сравнению с тем, что он увидел за дверью соседского дома.
И что теперь делать?
Да ничего.
Совершенно ничего.
А что можно сделать? Гомесы мертвы. «Скорая» не работает, звонить некуда. Полиции больше нет. Можно вырыть могилы на заднем дворе и похоронить их, но он не может заставить себя подойти к трупам. Они распухли и начали разлагаться. Наверное, Гомес убил их всех два или три дня назад. Там теперь рай для бактерий.
Нет, он совершенно ничего не собирается предпринимать.
И вот эта мысль ударила его сильнее других.
Он просто-напросто ушел с места отвратительной бойни, вернулся домой, плюхнулся на диван. Было бы у него холодное пивко – открыл бы банку, включил телик.
И как могла его бессмертная человечья душа скатиться в пропасть такого беспечного безразличия?
Уокер поднялся, открыл стеклянную дверь на веранду, вышел на воздух. Скоро стемнеет. Одинокие разрозненные огоньки города внизу были огнями пожаров. Тишина в воздухе скорее напоминала кладбищенский покой.
Настала пора что-то изменить.
Уокер созрел для перемен. Он сядет на мотоцикл и отправится на восток.
Что ж, я готов тронуться в путь. Не знаю точно, который час. Часы у меня тоже не работают. Сейчас, вероятно, либо почти полночь двадцать третьего, либо уже двадцать четвертое. Знаю только, что за окном темно. И хоть сейчас комендантский час, попытаю счастья.
Куда еду? Сам бы хотел знать. Пока просто на восток. Лишь бы подальше от этого Богом проклятого места.
Все, что мог, затолкал в рюкзак: оставшиеся бутылки с водой, пакеты с хлопьями, коробок спичек; небольшую аптечку с бинтами и жаропонижающим средством; бинокль, запасную одежду, туалетные принадлежности, которые счел необходимыми, крем от солнца, всякую кухонную фигню – чем поесть, пластиковые тарелки и чашку.
Металлический инструментальный ящик, спальник и две канистры бензина закрепил на заднем багажнике «Спитфайра». Собрал все необходимое, что смог разместить. Еще взял швейцарский армейский нож и единственное оружие, которое смог найти – здоровенный разделочный тесак, которым резал индейку на День благодарения. Разрезал холстину и сделал ножны, быстренько скрепив все степлером. Привязал над икрой правой ноги. Теперь, если придется, могу достать нож легко и быстро. Надеюсь, правда, до этого не дойдет.
Есть у меня бейсбольная кепка лос-анджелесских «Доджерс». Ее и надену. Не ахти какая защита от солнцепека, зато лучше, чем ничего. Может, где-нибудь по дороге найду сомбреро или что похожее.
Какой я молодец, что не выбросил бумажные карты Лос-Анджелеса и окрестностей! Они устарели, но основные дороги никуда не делись. На федеральные магистрали высовываться не буду. Там неприятностей точно не оберешься. Думаю доехать до шоссе 134, а там в сторону Пасадены и потом до Сан-Бернардино. Может, там получше. Даже не представляю, что меня там ждет. Там, в пустыне, есть заброшенная база морской пехоты Твентинайн-Палмз, к северу от Палм-Спрингз. Ее закрыли несколько лет назад, но, может, там есть беженцы? Может, там даже военные есть. Во всяком случае, это какой-никакой план.
Прощай, Лос-Анджелес. Надеюсь когда-нибудь вернуться. Хотя что-то мне подсказывает, мы прощаемся навсегда. Грустно бросать пожитки и дом, оставленный мне мамой. Никогда не думал, что до этого дойдет, но надо быть реалистом. Отсюда надо валить. Несмотря на то, что по городу еще ходят миллионы людей, его уже не существует, – я покидаю город-призрак.
Будущего здесь нет.
Уокер доехал до Глендейла окружными путями. Проехать сквозь лабиринт брошенных на всех улицах города автомобилей можно было только на мотоцикле, но и такой путь оказался не быстрым. Скорость приходилось держать до тридцати миль в час. На четырехколесном транспорте из трясины городских дорог было вообще не выбраться.
Он молился о том, чтобы не попасться на глаза копам, которые могли подстрелить его за езду во время комендантского часа. Еще страшнее нарваться на одну из бродячих банд, о которых он слыхал. Хотя в полуночной тьме шансы на его стороне.
Могильная тишина, могильная темнота. Только рокот двигателя «Спитфайра» нарушает безмолвие. Кроме луны и звезд, лишь одинокая фара мотоцикла.
Бодрящий ночной воздух. Уокер надел коричневую кожанку, перчатки, обмотал шарфом шею и рот, напялил солнцезащитные очки. Мотоциклетные очки были бы куда как лучше, – что увидишь ночью в черных очках? Но правильные очки он бездумно оставил в гараже.
Добравшись до Глендейла, повернул на восток, на шоссе 134. Впереди у обочины пылал костер. Вокруг толпились люди. Уокер поразмыслил: поискать объездной путь или рискнуть и проехать? Притормозил, переключил на нейтраль, порылся в рюкзаке, выудил бинокль. Приглядевшись к группе у костра, решил, что выглядят они вполне безобидно. Мужчины среднего возраста, скорее всего, бездомные. Вероятно, просто греются у костра. Уокер убрал бинокль и подъехал поближе. Участок шоссе был чист, в случае чего можно открутить ручку на полную. Когда он сравнялся с костром, бездомные закричали, замахали руками, видимо, изумившись транспортному средству на ходу. Они явно хотели, чтобы он остановился, но Уокер не сбросил газ. Языком чесать некогда. К тому же они могли оказаться вовсе не такими дружелюбными, как выглядели.
У Пасадены шоссе превратилось в федеральную трассу 210. Здесь было еще больше брошенных легковушек и грузовиков. Из-за этих препятствий пришлось сбросить скорость. Дорога до Аркадии заняла почти три часа. Уже занималась заря.
Уокер остановил железного коня по зову природы: надо было отлить. Останавливайся где хочешь: бескрайняя сеть брошенных автомобилей везде обеспечит «кустиками». Он притормозил у какого-то фургончика и пристроился по делу между ним и соседней машиной.
Не успел он застегнуть ширинку, как поблизости грохнул выстрел. Уокер дернулся: борт фургона поймал заряд прямо у его головы.
Вот тебе и останавливайся, где хочешь!
Уокер пригнулся и бросился к мотоциклу. Второй залп разнес стекло фургона. Прыгнув на седло, он повернул ключ и пнул кик.
Мотоцикл не завелся. Двигатель закашлялся в приступе эмфиземы. Выругавшись, Уокер обернулся. К нему неслись три фигуры. Он слышал радостное улюлюканье, словно преследователи почуяли завтрак.