− О! − сказал Марк, шагнув в гостиную. − Чего смотрим? − Он мельком оглянулся на экран. − Новости с секретного фронта?
− То есть? − удивился Жуков.
− Ну, как… − Марк указал на телевизор. − Бывший директор ЦРУ… − Затем осекся, прислушавшись.
Замер и Юра, постигая, что крупно и непоправимо влип. Так человек, чувствовавший себя до поры до времени здоровым и деятельным, вдруг ощущает в себе признаки начинающейся болезни − уже неотвратимой, с каждой секундой набирающей силу…
− Это чего такое? − подозрительно скосившись на Жукова, спросил Марк.
− Да кто его знает… Нашел вот… − откликнулся тот.
Марк подвинул стул, уселся поближе к телевизору. В отличие от простака-паркетчика он очень хорошо знал английский язык, благо, очутившись в Штатах, его освоение поставил первоочередной задачей.
Оба молчали. Говорили только люди в телевизоре, и с каждым их словом лицо Марка мрачнело все больше и больше.
Внезапно запись оборвалась.
− Что-то я не понял… − Марк подозрительно покосился на Жукова. − Откуда это взялось? − Он вновь кивнул на телевизор, чей экран застилала васильковая астральная синь.
− Да чего там такого-то? − с возмущенной ноткой откликнулся Юра.
− Одиннадцатое сентября помнишь? − утвердительным тоном произнес Марк. − По всему выходит, эти деятели если не устроили известное всем шоу, то были в курсе, что оно состоится. Вот так. Конечно, если запись − не хохма какая-нибудь… Так откуда кино?..
− Ну… особняк этот чудной знаешь, да? В котором паркет я кладу? − К Жукову вернулось хладнокровие. − Я же тебе рассказывал… Про этого Уитни, про «роллс-ройс» его… Короче, он − птица высокого полета. Во-от. Ну, в общем, там, в особняке этом…
− В общем, там ты кое-что тяпнул, − вдумчиво предположил Марк. − И теперь линяешь… И правильно делаешь, мудила. Только если эти ребята узнают, что у тебя есть такое кино, я за твою шкуру дам… Вернее, не дам ни цента. А Уитни твой не птица, а бомбардировщик. И готовься принять от него на свою голову весь боезапас. И меня, ты, кстати, впутал…
− Да ладно тебе, − отмахнулся Жуков. − Ну, прилип диск и прилип…
− Значит, так, − сказал Марк. − Я ничего не видел и не слышал. Давай показывай барахло, я «вэн» подогнал, грузимся, и я тебя больше не знаю, усек?
− Да чего ты тут драму с трагедией… − начал Жуков, но Марк категорическим жестом рубанул перед собой воздух, сказав:
− Слышь, ты, высокомолекулярное соединение… Ты себе закажи плиту надгробную с эпитафией: «Он был оптимистом». Если нас теперь и пронесет, то только чудом. Ты попал, и сам это знаешь. Другое дело − может, не понимаешь до конца… Но конец будет. И принцип: а Хилари нам Клинтон! – тут не пройдет. Хочешь совет? Хотя советчик я не лучший, ибо мое чувство юмора сильнее чувства жалости.
− Ну…
− Ни о чем не спрашиваю, потому что ни о чем знать не хочу, но лично я теперь заинтересован в одном: чтобы ты грамотно «сделал ноги». В Штатах тебя вычислят в три приема. А может, и в один… Линяй в Рашку. И затеряйся в ее глубинах. Ксивы сообрази новые, со старыми погоришь. И сиди там тихо, как говно в траве. − Он задумался, покусывая нижнюю губу. − Знаешь, − произнес невесело, − пожалуй, не нужно мне твое барахло… Пожалуй, нужно мне отваливать на всех парах…
− Ну, а с дисками чего делать? − растерянно спросил Жуков.
− Ха… Так он не один? Ты их побереги, − рассудительно промолвил Марк. − Они тебе еще очень даже пригодятся.
− В смысле?
− Когда тебе в зад раскаленный лом вставят, то будет такой расклад: или лом дальше двинется, или наружу выйдет, − объяснил умудренный урка. − В обмен на диски. Так что они тебе здорово облегчат дальнейшую жизнь и смерть.
Брякнул входной звонок.
− Кто это? − напрягся Марк, побледнев.
− Витька, наверное…
И это действительно был Виктор. Вошел, обозрел компанию веселым бесшабашным взором.
− Значит, − резюмировал жизнерадостно, − звезда нелегальной эмиграции Лора Голубец ретировалась с нашего небосклона. А ты, − обратился к Жукову, − решил последовать ее примеру. Ну, и куда теперь?
− Говорит, в Сан-Франциско едет, − угрюмо сказал Марк. − Кореш там у него, строительная компания…
− Чудо-город, − откликнулся Виктор. − Климат − сказка! Круглый год − лето с бодрящей прохладцей.
− Угу, − невпопад высказался Жуков, с благодарностью поглядев на Марка.
− Покеда, братцы, − откланялся тот. − Не пропадайте. Особенно − ты, − скосился на Жукова. − В каком смысле − понимаешь…
Когда за Марком захлопнулась дверь, Жуковым овладело тупое равнодушие и отчаяние. Он понял, что все его неприятности лишь начинаются, и что самое главное: прогноз их абсолютно невозможен.
Ушлый Марк наверняка знал, о чем говорил. Битый судьбою и жизнью аферюга сразу понял, к чему идет дело. А он, дурак, живет одним днем, даже не удосужась хоть на недельку заглянуть в будущее…
Не слыша слов, он кивал Виктору, ощупывавшему его пиджаки и рубашки, называвшему какие-то цены, затем была кутерьма с погрузкой мебели и чемоданов; после, уже поздней ночью оставшись в пустой квартире, Жуков постелил на паркете старые одеяла, улегся, и под мерный шум атлантических волн за окном погрузился в тревожное ломкое забытье.
Ни Жуков, ни Виктор, да и вообще никто в среде эмиграции, где вращался Марк, даже представить себе не мог, кем воистину является этот прожженный мошенник, живущий исключительно криминальным промыслом. Не было представления о прошлом Марка и у властей США, ибо легализовался он в стране через законный брак, выехав в Америку по гостевой визе в конце восьмидесятых годов.
Во всех анкетах, во избежание лишних вопросов Марк писал, что трудился разнорабочим, липовая трудовая книжка у него имелась, хотя ее никто не спрашивал, а между тем прошлое его было весьма занимательно и витиевато.
Отслужив срочную во внутренних войсках, в охране зоны строгого режима, Марк поступил в школу милиции, и по окончании ее был распределен на должность опера в убойный отдел Ростовского УВД. Опер из него вышел толковый, рисковый и хваткий. Однако поощрениями и почестями начальство его не отмечало: Марк был неуправляем, дерзок, критичен по отношению к руководству, открыто презирал прокуратуру и − совершенно аполитичен. И если бы не блестящие результаты в оперативной работе, бесстрашие и способность сутками пахать без роздыха, долго бы он в милиции не задержался. Кроме того, пару раз Марку довелось выступить в качестве исполнителя высшей меры наказания, и начальник УВД, посвященный в этот секретный факт его трудовой деятельности, поневоле относился к палачу с некоторым снисхождением: ведь что ни говори, а взять на себя смертный грех по служебной необходимости − заслуга немалая.