Кабачок на углу двух улиц был уютным, в нем ощущалась приятная камерность (не от слова «камера»). Здесь состоялась обещанная мне встреча. Меня представили худощавому, подвижному человеку с аккуратной бородкой. На носу – очки в тонкой золотой оправе, волосы с проседью, на вид под пятьдесят. Одет хозяин был с изысканностью цыганского барона: черные сафьяновые сапожки, шаровары, жилетка поверх белой рубашки: одежда человека, который позволил себе раскрепоститься во всем после сложных житейских обстоятельств. Мы сели за стол, я поблагодарил за согласие встретиться и, вкратце рассказывая о себе, мимоходом изучал собеседника. Точнее, его руки. На запястье – часы в золотой оболочке, на татуированных пальцах, поверх синевы выколотых колечек, – дорогие перстни с бриллиантами, на одном – маленькая алмазная «розочка» – тонкая ювелирная работа. Я сразу отметил подвижные, длинные пальцы, по ходу разговора они жили своей жизнью. Руки повторяют и предсказывают жизнь. У него были руки вора-профессионала. И характерная для горца склонность к жестикуляции, когда эмоции нужно подкрепить, усилить выразительным движением, пляской рук.
На кого он был похож? Не на классического мафиози, готового по любому поводу отдать команду «фас» своим подручным. Не походил он и на классического князя зла, какого изобразил в фильме «Гений» Смоктуновский.
Жесткие морщины от носа, запальчивый голос – этот человек имел огромную эмоциональную энергию.
Если б встретил его в поезде, в зале ожидания аэропорта, вряд ли бы признал за классического вора. Скорее за главу артистического семейства на поприще эстрады, шоу-бизнеса, который сам уже отошел от арены или сцены, но все решает и направляет.
Он пользовался модным сотовиком из коричневой пластмассы – под цвет теплого дерева, получал звонки, отвечал, наконец передал телефон приближенному человеку: «Сам отвечай!»
Собеседник пил из маленькой чашечки кофе, я потягивал пиво. Потом он показывал мне порезы на животе и на руках, так, порой в запале, ветераны войны показывают свои раны. Я старался понять его, потому что по жизни всегда был на другом полюсе. Так суждено было каждому из нас по рождению, и каждого из нас, а мы оказались одногодками, судьба повела в свою сторону. Оттого и полушария мозга у каждого были устроены по-разному. Впрочем, у любого человека в его черепной коробке свой индивидуальный набор грязи, глупости и ума.
– Что представляет собой воровское движение, какое место занимает в обществе? Чем общность «воры в законе», которая представляет достаточно весомую силу, полезна для России? Вопрос задаю исходя из того, что любую общность людей можно оценивать и с точки зрения значимости и ценности для народа, страны, в которой живут.
– Вопрос сам по себе непростой. Полезно... Разделим это понятие. В чем именно полезно?
– Для людей.
– Для каких людей? Для всех хорошими быть невозможно. Потому что в таком случае не существовала бы ни одна структура. Что прежде всего заключается в понятии «вор в законе»? Про нас чего только не говорят: и детей воруют, продают наркотики, с проституток деньги берут, последние люди, руки по локоть в крови... Вор в законе – это прежде всего честность, совесть, принципиальность. Если этих трех качеств нет в этом человеке, то он уже не тот, за кого себя выдает, то есть конкретно, за вора в законе. Это в народе говорят «вор в законе». А вор есть вор. У нас нет старшин, майоров, генералов. Молодой может закрыть рот старому, невзирая, что он вчера в семью попал, а тот уже сорок лет вором. Право голоса имеют одинаковое. Единственно, к старому вору больше уважения. И то, если он заслужил его за то время, которое пробыл в семье, если заслуги есть. Но заслуги в чем опять-таки? Прежде всего в том, что он всегда порядочен, честен, в том, что он с честью это имя носит. Его ломали в тюрьмах, лагерях, карцерах, и он вышел таким же, каким и был, не сломленным. И в том арестантском окружении, в зоне, где он находился, все по-людски, по-человечески было, и он за это отвечал: людей не ломали, не унижали, не оскорбляли. Вообще у нас такого наказания нет – насиловать мужчину, женщину. У нас нет таких наказаний. А вот при коммунистах создавали такие камеры – «пресс-хаты», кидали туда людей и насиловали. Ставили выбор: или тебя изнасилуем, или делай то, что мы тебе скажем. И вот так ломали людей. А когда туда попадали воры – даже у отморозков, у вертухаев рука не поднималась такое совершить с ними. Боялись ответственности: ведь потом дома с их родителями могло кое-что случиться. Они боялись и с ворами уже ничего не могли сделать. И тогда старались воров рассеять. Против пресс-хат воры всегда выступали – и страдали, и голодовали, и ждали, пока не приедут из Москвы разбираться. Вот что я имел в виду, говоря о честности. Не о себе заботиться, об окружающих – мужиках. В свою очередь, воры благодаря мужикам выживали в лагерях, они своей пайкой делились с ними. Мужики могли выйти на работу, воры же по нашим понятиям не должны работать. Нормальный хозяин, который знает воров не по книжкам и фильмам, а по жизни, старался иметь у себя в лагере вора. Почему? Он знал, что до пенсии доработает. Что у него не будет ЧП в лагере, не будет резни, никого не зарежут, не изнасилуют. Будет порядок. Единственное нарушение режима – картежная игра была. Но игра до дозволенного. Определенная была ставка. Если человек не способен был заплатить, прибегали к ворам и там уже договаривались, как скостить долг, решалось по-разному: или он идет на производство, отрабатывает, или отсрочку дают.
– Вам приходилось, естественно, сидеть?
– Да, я двадцать лет отсидел.
– По какой статье, если не секрет?
– У меня постоянно кошелек был – 144-я.
– То есть вы вор в законе чисто классический?
– Да, я – карманник. У меня пять судимостей, одна была за тунеядство, а четыре – за карманные кражи.
– У вас много друзей?
– Товарищей много, а друзей мало. На пальцах могу посчитать.
– Они тоже авторитетные люди вашего круга?
– Да. Многих я потерял. В последние годы, когда началась перестройка и коммунизм угасили, старые воры говорили: «Вспомните еще эти денечки!» И действительно, правы они были. Хотя и при коммунистах бывало подбрасывали нам оружие, наркотики, патроны, лишь бы посадить. Знали, что с нами, ворами, ничего не сделать – если не было преступления. Меня брали всегда с поличным – за кошелек. Был случай, подбросили кошелек, но потом сам сотрудник милиции на суде признался, что его заставили это сделать. Его даже уволили за это. Но меня все равно не освободили, и легче от этого не стало. Потому что был и пострадавший, он совсем другое говорил. Но я что хочу сказать? При коммунистах, когда сидели, мы знали, что дали срок, десять лет, пятнадцать лет – мы его отсидим. А сегодня гарантии нет, что освободишься. Почему? Потому что люди сидят без надежды. Взять мужиков, которые работали на свободе, у них семья. И что-то у него случилось, он сел. И, вкалывая на зоне, он не то что семью не может обеспечить, а даже на махорку себе заработать. Вот говорят: куда общаки деваются – вот туда и деваются, на зоны. А не то, что там пишут, яхты строят себе, всевозможные коттеджи. И строятся, у многих есть это. Но это не с общака идет. Общак идет туда: покупают бушлаты, матрасы, все буквально для жизни. Приезжают к начальнику лагеря, спрашивают, что тебе не хватает? Он перечисляет, поясняет: не могу обеспечить. Привозим, получай. В каждом городе есть положенцы, и они следят, чтоб на зоны и тюрьмы поступления были, продукты. Тюрьма не в состоянии прокормить людей, не то что одеть-обуть. А на Севере вообще караул! С Азии туда мы везли валенки. Народ, основная масса заключенных в тюрьмах на нас надеются. Как вот в церкви есть бог, так и в тюрьме есть вор. Как в церкви надеются на бога, что бог пошлет, так и в лагере, и в тюрьме люди надеются только на воров – на то, что воры им пришлют, воры их поддержат. И поэтому, если с вором, не дай бог, что-то случится в тюрьме или если он сказал, вот это надо сделать, – все «на рога встанут», невзирая, обиженные, не обиженные, но будут делать так, как скажет вор. А не так, как скажет начальник. Сколько таких случаев было! Люди голодовки объявляли, резали животы, вскрывались, ужас, чего не делали ради того, чтобы с ворами встретиться. В карцерах сидели, гнили только ради того, чтобы его к вору посадили, потому что свой вопрос есть, который решить надо. И пока не попадут в камеру к вору, бывало, по сорок пять суток в изоляторе отсиживали.