– А какая часть из оборота денег идет из общака на поддержку заключенных?
– К сожалению, на сегодняшний день, в последние годы общак не контролируется. Почему? Потому что очень много началось штамповки молодых воров, которые ни сном ни духом не знали лагерной жизни.
– И получили воровское звание за деньги?
– Это не так. Не бывает такого: за деньги. Как я позволю человеку, который стал вором за деньги, открыть рот в нашем обществе? Тут еще о другом речь. К примеру, умер старый вор. А у него остался сын. И товарищи покойного уже идут к нему, берут под опеку, даже не смотрят, нуждается ли молодой парень в их помощи или нет. Они в память об отце приходят, стараются помочь, посоветовать, подсказать, хотя сын и не сидел никогда и далек от воровского мира. Да и отец при жизни не хотел, чтобы сын шел по его дороге, имел что-то с его миром. А эти друзья пытаются лепить из него вора, втянуть в свои дела. И вот образуется такой слой пришлых людей, которые ни тюрьмы не знают, ни правил, ни наших законов. Не то качество уже идет.
– По некоторым оценкам, в СНГ около полутора тысяч воров в законе. Как вы считаете, это реальная цифра?
– Я скажу вам честно. Для меня не все воры, которые на сегодняшний день называются так. Есть такие воры, которые с ворами – фраера, а с фраерами – воры. Вот они блатуют там, где нет действительно воров. Мужики, которые не способны ему оборотку дать, как-то подразделяют, что он вор. И вот он с ними там крутой, пальцы веером. А когда попадает в круг воров, его не видно и не слышно. И вот такие люди самые страшные. Когда вора за какой-то проступок спрашивают, и, не дай бог, вот такой гривотряс будет сидеть. Он своего мнения не имеет. Он посмотрит, кто-то кивнул, сказал: «Это не воровское!» Он тоже будет махать головой, не будет думать, правильно ли этот авторитетный человек говорит или нет. А у авторитетного что-то личное. А гривотряс, не понимая этого, автоматически, как кивала, соглашается с сильными. Такие люди самые страшные. Они загубят вора, загубят человека незаслуженно, съедят ни за что. В мире воровском идет раздвоение. А это раздвоение идет только из-за денег. Раньше, если украл – вот оно мое, кровное, это я украл. Я делюсь с друзьями. А сейчас абсолютно не воруют. Девяносто девять процентов, я смело могу сказать, не воруют. Они забыли, когда воровали. Единственно, своим авторитетом наезжают на рэкетиров: «Отстаньте от таких-то, это мои родственники!» Те коммерсанты платили рэкетирам, теперь платят ему. Если рэкетирам платили сто, ему платят пятьдесят. А таких он найдет много. И рэкетиры из уважения, что он вор, уступают свою кормушку. Но ведь не каждый будет уступать. Поэтому воров и стреляют в подъездах. Я вот в жизни никогда такими деньгами не пользовался.
– Другими словами, вы считаете, что каждый должен зарабатывать своими руками, своим трудом?
– Да, и своим умом. Отнять, пользуясь своим авторитетом. Это можно сделать один раз. Человек попал в оборот, ты хорошо знаешь его, заступаешься, используя свой авторитет. Говоришь на стрелке: отдайте, что забрали, или не трогайте. Но – только если это без цели наживы.
– Может быть, мой вопрос покажется наивным. Вот последняя ваша судимость, вышли в девяносто первом. Зрелый человек. Зачем вам была нужна такая мелочь – кошелек?
– Я сейчас скажу. Я лично два раза был на квартирной краже. Мы шли на квартирную кражу, когда знали, что там живет спекулянт. Раньше ведь не было такого понятия: «коммерсант», «бизнесмен». У него квартира была забита плащами, зонтиками японскими, часы «Cейко» – только появились. Тогда мы взяли тысячу таких часов. Мы знали, что в этой квартире заявки в милицию не будет. В простую квартиру к обычному гражданину никогда бы не залезли. В карман к простому человеку, работяге, я тоже не залезу. Я не крал в троллейбусе, я не крал в автобусе. Я крутился возле ювелирных магазинов, магазинов «Березка», в аэропорту встречал приезжающих и отъезжающих, в том числе в Шереметьево, куда иностранцы приезжали. Там уже валюта была.
– Но ведь есть и такие, кто по троллейбусам ходит?
– Есть! Начинали-то мы оттуда. И это само собой. Со временем и квалификация поднимается. Стараешься, если взять, так взять. Чтоб было за что сидеть. Был случай, когда я пацаном сел, у меня ни кошелька не было, только блокнот, в котором четыре проездных талона на общественный транспорт. Мне четырнадцать лет было. И когда попался, пострадавшая женщина орала: отпустите ребенка! А этот ребенок ей вырезал бритвой дыру в сумке. И вот сделали из меня квалифицированного вора, дали два года, хотя могли отпустить. Я воспитывался в детдоме, там меня и научили воровать. Кормежка там была плохая, персонал все растаскивал по домам. Были всегда голодные. Когда последний раз освободился, родителей моих уже не было, пока сидел – потерял. Две сестры есть. У меня дядя был, родной брат отца, прокурором республики. Ни разу к нему не обращались. Единственный раз моя мать попросила, когда он еще прокурором города был. Попросила, чтобы меня, малолетку, отбывать срок не везли в Россию, а оставили в Грузии. А у нас в Грузии в то время были сильные традиции. Тогда, например, не оглашали, что такой-то вот стал вором в законе. Если человек называл себя вором в законе – то он, значит, и был им.
– Так ведь любой жулик мог назвать себя вором в законе.
– Как мог любой? Если, не дай бог, кто-то позволил себя назвать вором, а сам никто и звать никак – он мог сразу попрощаться с жизнью. Если человек говорил, что он вор, – так это могли подтвердить и десять, и сто человек. Это значит, что в мире он уже имел авторитет. А без этого авторитета как он мог называть себя вором? Это потом пошло – коронование, положение.
Тут про Японца многое пишут. Когда в России все стало угасать воровское, стали воры выделять лидеров в преступном мире, которые могут подтянуть людей. И увидели в нем этого человека. Он имел сильный авторитет среди хулиганов, среди рэкетиров, да и он сам первый рэкетир был. И чтобы не угасло воровское, взяли, подтянули его в семью – на свою голову. И вот что произошло: он начал национализм внушать. Хотя грузинские воры первые его вором в законе сделали. А он сам нацистом и стал.
– Я слышал, что он, наоборот, дружил с грузинскими ворами. Жена у него – ассирийка.
– Он дружил с двумя-тремя. А в лагерях расписывал такие вещи, вот мы – воры российского уклона, а эти все – мандаринчики. И сами мы виноваты в том, что его боготворили на свою голову.
– Кто сейчас среди первых лиц в воровском движении? Есть ли самый главный?
– Так нельзя сказать. Таких нет.
– Ну а кто в первой пятерке?
– Так тоже не скажешь. Очень большая масса авторитетных людей.
– На Дальнем Востоке, скажем, Джем?
– Если брать по регионам, то можно сказать, там – Джем.
– А кто сегодня делает в Москве климат?
– Есть тут несколько человек, которые в лицо говорят все, что думают. Они не имеют никаких дач, живут, как действительно подобает ворам.