Людей, собравшихся на траурную церемонию, увидели издалека. От дождя, оплакивающего покойного Зайцева, все спасались под зонтами.
По молчаливому согласию близко подходить не стали.
Урну уже закопали. Вдова Алла Свингер была в черном, тринадцатилетняя дочь Елена оделась по-молодежному: в джинсы и пятнистую куртку, в руке держала ярко выделяющийся алый зонт. У символического холмика с портретом покойного стояли также Лупандер с супругой, бритоголовые охранники офиса и еще трое неизвестных сыщикам мужчин. Скучали два могильщика с лопатами, видно, ждали окончания расчета за услуги.
Баздырев и Ребров остановились на таком расстоянии, чтобы было видно, что они не прячутся, а просто в этот печальный момент не хотят быть назойливыми. Ребров нацелил скрытую камеру в плечевой сумке и стал снимать происходящее.
Женщины — Алла и жена Лупандера — утирали слезы. Дочь Елена, напротив, хранила внешнее спокойствие, ни единой слезинки. Лупандер, откашлялся и начал речь.
— Горько и обидно сознавать, что нелепая, жестокая смерть оборвала жизнь Бориса в самом расцвете сил, творческого таланта. И еще страшнее сознавать, когда ты потерял к тому же надежного компаньона и верного друга. В этом кошмаре последних дней, недостойных памяти великого человека, Бориса Петровича Зайцева, — Лупандер возвысил голос, — у нас к следствию, к так называемым правоохранительным органам есть вопросы: «Почему вообще могло случиться подобное?»
— Ты понял? — тихо заметил Баздырев. — Допрашивать нас будет!
— С пристрастием… Куроедов обалдеет.
— Мы всегда будем помнить тебя и то, что ты сделал для нашей компании, — скорбно продолжал Лупандер. — Ты был созидателем, и сотни людей обязаны тебе достойной работой и жизнью. Жизнью, которой тебе, к сожалению, не хватило. Спи спокойно, дорогой друг.
И Лупандер смахнул набежавшую слезу.
— Надо этих трех мужичков «пробить», — заметил Баздырев. — Сними их тщательнее.
— Я всех снимаю тщательно.
Баздырев равнодушно огляделся по сторонам. И вдруг среди частокола крестов, обелисков, оград, неподалеку от выхода, приметил крупного мужчину в темном плаще с капюшоном, надетом на голову. Он явно наблюдал за траурной церемонией. От Баздырева не укрылось, что и Лупандер увидел незнакомца, и на лице его промелькнул мимолетный страх.
— Серега, смотри вон в сторону выхода и левее, — прошептал Баздырев, будто таинственный незнакомец мог их услышать. — Видишь?
— Вижу.
— Вот тебе и убийца. Возьми на приближение. Взял?
— Взял.
— А теперь пошли.
— Куда?
— К нему. Только не суетись. Мы гуляем и тоже как бы любопытствуем… Продолжай снимать.
— Снимаю.
Они обошли стороной «родных и близких покойного», двинулись навстречу незнакомцу в плаще. Тот, видно, обладая обостренным чутьем, мгновенно понял намерения праздношатающихся мужчин. Он повернулся и пошел к выходу… Баздырев и Ребров ускорили шаг. Незнакомец, почуяв слежку, мельком оглянулся и тоже пошел быстрее.
— Надо догнать! — И Баздырев рванул бегом, Ребров припустил за ним.
Незнакомец между тем вышел за ворота, на улицу, быстро сел в машину, его поджидавшую. Автомобиль тут же набрал скорость, и запыхавшимся сыщикам удалось разглядеть лишь его аквамариновый цвет.
— И номер не увидели… — сокрушенно произнес Ребров.
— Номер-то и увидели, — оценил Баздырев. — Такой номер, что лучше никому не рассказывать.
— Они уходят, — заметил Ребров, кивнув в сторону ворот.
Траурная процессия покидала кладбище: первыми ушли бритоголовые охранники, за ними потянулись неизвестные мужчины, затем — чета Лупандеров и, наконец, последними — Алла и девочка. Они сели в серебристый «Мерседес» и уехали.
— Никогда не видел таких торопливых похорон, — заметил Ребров.
— Пойдем и мы к могилке, может, его дух что нам шепнет, — предложил Баздырев.
Они подошли к могильному холмику, миниатюрному, будто здесь похоронили лишь воспоминание о человеке. Среди цветов преобладали гвоздики. Три венка с бессмысленными надписями. Стакан с водкой и коркой хлеба. Покойный Зайцев глядел с портрета с легкой укоризной.
— Такое чувство, будто он всем очень мешал, — заметил Баздырев.
— Теперь уже не мешает, — отозвался Сергей.
Они вернулись к машине, и Петрович первым делом поинтересовался:
— Ну, чего, видели убивца?
— Видели, — хмуро бросил Ребров.
— И чего?
— Ушел, не попрощавшись, — пояснил Ребров.
— С кем?
— Со всеми.
Привидения перестали пугать — они уже сами смертельно испуганы.
Уршула Зыбура
В кабинет Куроедова вошли втроем: Петрович тоже напросился за компанию.
Иван, как всегда, делал четыре дела: разговаривал по телефону, прижав его к уху плечом, печатал на компьютере, листал дело и отхлебывал из кружки… Завидев делегацию, поинтересовался:
— Чем порадуете?
— Кино про убийцу смотреть будешь? — Баздырев приподнял видеокамеру.
— Давай подключай к телевизору, — показал Куроедов на экран.
— Дмитрич, а мне можно посмотреть, как соучастнику? — подал голос Петрович.
— Можно, — махнул рукой Куроедов, — соучаствуй.
На экране появилась цветная подрагивающая съемка: толпящиеся бестолково мужчины, плачущие Алла и супруга Лупандера, отрешенная дочь с нелепым алым зонтом в руке.
— Хорошо снял, молодец, — похвалил Куроедов. — Прямо-таки Сокуров.
— Самое интересное впереди, — заметил Баздырев. Он мусолил в руках сигарету, испытывая острое желание закурить.
Когда на экране зазвучала речь Лупандера, Ребров добавил громкости.
«В этом кошмаре последних дней, недостойных памяти великого человека, Бориса Петровича Зайцева, у нас к следствию, к так называемым правоохранительным органам есть вопросы…»
Тут за кадром отчетливо пробубнили два хорошо знакомых голоса: «Ты понял? Допрашивать нас будет!.. С пристрастием! Куроедов обалдеет…»
— Уже обалдеваю, — усмехнулся Куроедов. — Это все? А кульминация где?
— Кульминация — впереди, — продолжал интриговать Баздырев. — Серега, крутани вперед! — Ребров стал перематывать на скорости снятую церемонию. — Стоп! Видишь то привидение в плаще? Вот сейчас наезд будет, укрупнение… Сделай стоп-кадр!
Куроедов подался вперед, пристально вгляделся в изображение на экране, посмотрел на Баздырева.