Визитеры перешагнули цветки, без стука вошли в кабинет. Лупандер вздрогнул от неожиданности. На лице пропечатался испуг. Он встал и зачем-то застегнул иссиня-черный пиджак.
— Мы пришли к вам задать несколько вопросов, гражданин Лупандер, — без предисловий начал Баздырев.
— Да, да, да, конечно, — согласился Лупандер. — Неожиданный визит в конце дня представителей правоохранительных органов волнует как… первое свидание. Присаживайтесь, пожалуйста. Не желаете ли чаю, кофе? — справившись с волнением, мельком глянул на офисные часы на стене (стрелки показывали 18.05), игриво добавил: — А может быть, хорошего виски, коньяку? Рабочий день закончился…
— Нет, спасибо, — сухо отразил алкогольный вариант общения Баздырев. — Я думаю, что первое свидание у нас будет недолгим… Небольшой пока вопрос… надеюсь. Вопрос такой, где вы были 18 июня?
Баздырев по-хозяйски уселся на стул, неспешно открыл черную папку, положил на стол, достал листы протокола, подготовился записывать ответы.
— У меня — алиби! — быстро ответил Лупандер. — Я был на деловой встрече: подписывал контракт на выгодный подряд.
— Но ведь право подписи имел только Зайцев, как президент. Не так ли? — Баздырев посмотрел тяжелым, «обвинительным» взглядом. — Почему именно вы подписали? Или вы уже знали, что больше никогда не увидите своего компаньона?
Лупандер возмутился:
— Ну как вы сметете такое говорить мне?! Я неделю вел эти переговоры на строительный подряд элитного дома, с инфраструктурой. Был в курсе всех нюансов. У Бориса оказались какие-то дела, надо было срочно подписывать. Я позвонил по телефону, и Зайцев разрешил подписать.
— Во сколько вы позвонили? — обрушил очередной вопрос Баздырев.
— Где-то в пятнадцать двадцать — пятнадцать тридцать.
Баздырев аккуратно записал ответ.
— А где вы были в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое?
— Где… дома, разумеется, ночевал, — раздраженно ответил Лупандер.
— Кто это может подтвердить?
— Ну-у, жена, дети… Хотя вы сейчас скажете, что они не являются свидетелями… Не у любовницы же!
— Надо будет, допросим и жену. Так… Что там еще у нас наболело? Где вы были вчера в 18.00?
— Здесь, на рабочем месте.
— Кто, кроме охранников, это может подтвердить?
— Алла… Пожалуй, всё… — Лупандер вытер вспотевший лоб платочком.
— Мы проверим их показания.
— Я так понимаю, что вы меня в чем-то подозреваете? — спросил с обидой Лупандер.
— Мы всех подозреваем. А сегодня, кстати, в период с 14 до 15 часов, где вы находились?
— Ну, обедал… Конституционное право, в конце концов. Ну, в ресторане, какая разница?
— Поясню. — Баздырев откинулся на стуле. — Половина всех серьезных преступлений совершается именно в обеденное время. Так в каком же ресторане?
— Ну-у, не в ресторане, — замялся Лупандер. — У меня была деловая встреча.
— С кем? — продолжал методично выдавливать ответы Баздырев.
— Это — коммерческая тайна, — с вызовом ответил Борис.
— Что ж, вы имеете право в соответствии со статьей 51-й Конституции Российской Федерации не давать против себя показаний. Опрос закончен. Подпишите протокол. Вот здесь, здесь и здесь.
Лупандер взял страницы, углубился в рукописный текст. В тишине неожиданно громко зазвонил мобильный телефон Баздырева. Вызывал Куроедов.
— Да, Иван, слушаю тебя, что там? Говоришь, высока вероятность, что оба написаны одним лицом… То есть ну понятно…
— Да, есть небольшое отличие, но это объяснимо разным эмоционально-психическим состоянием в моменты написания… — удовлетворенно пояснил Куроедов.
Баздырев встал, следом поднялся Ребров. У двери Максимыч остановился, заметил как бы между прочим:
— Кстати, сегодня в 15 часов 10 минут покончила жизнь самоубийством Ирина Галушка, та самая девушка по вызову. Она оставила предсмертную записку, в которой назвала имя заказчика убийства вашего компаньона Зайцева.
— И-и кто это? — испуганно спросил Лупандер.
— Коммерческая тайна, — равнодушно ответил Баздырев и, открыв дверь, добавил: — Кстати, тут вам на порог кто-то две гвоздички положил.
— От всей души, — заметил Сергей.
Аккуратно прикрыв дверь и бросив многозначительные взгляды на помертвевшего Лупандера, визитеры удалились.
До Лупандера запоздало дошел смысл сказанных слов. Он вскочил, как подброшенный, распахнул дверь, увидев могильные цветы, мгновенно пришел в ярость, стал остервенело топтать их, отводя душу за унизительный допрос, за все неудачи.
— Кто, какая сука это сделала?! — дико кричал он на весь офис. — Одни крысы вокруг! Всех, всех уволю! Пойдете милостыню собирать! Уроды!
* * *
Сыщики невозмутимо прошли мимо остолбеневших охранников, вышли на улицу, сели в машину.
— Завтра утром — похороны Зайцева, — заметил Баздырев. — Точнее, того, что от него осталось…
Петрович глубокомысленно изрек:
— И на них непременно придет убивец. Или заказчик.
— Ты, Петрович, прямо наши мысли читаешь, — усмехнулся Баздырев, повернулся к Реброву. — Сергей, завтра — на кладбище. Возьми скрытую камеру. Потусуемся в сторонке.
— Понял.
После смерти мы все земляки.
Вячеслав Верховенский
С утра зарядил мелкий, совсем не летний дождь. Баздырев вышел из дома, поежился, глянул на небо, но возвращаться за курткой и кепкой не стал. Зонтов он никогда не имел: считал, что у опера не должно быть в руках ничего лишнего. И когда супруга Любаша вновь делала попытку в очередной раз купить вымокшему под дождем мужу зонтик, получала веский и категорический отпор: «Что я тебе — Пуанкаре, что ли?» Максимыч имел в виду франтоватого пижона-сыщика Пуаро из телесериала.
Как условились, Петрович и Ребров подъехали к его дому к девяти тридцати. Баздырев плюхнулся на сиденье, молча пожал руки коллегам.
— На кладбище? — уточнил на всякий случай Петрович.
— Туда.
Петрович критически посмотрел на Баздырева, протянул ему потертую шоферскую кожанку.
— Держи, а то вымокнешь до нитки. Гляди, вот Серега в ветровке.
Кладбище сразу сомкнуло, обволокло их своей тишиной. Умерли звуки города, шум автомобилей, гудки, голоса. Лишь едва ощутимо шуршал моросящий дождь, тревожа прошлогоднюю листву.
Накануне Ребров выяснил у Лупандера, на каком участке будет проходить захоронение урны, и сейчас шел чуть впереди Баздырева, показывая дорогу.