Погрозив оркестрантам кулаком, Поклеп начал свою речь:
– Уважаемые сограждане и зарубежные гости! В свете предстоящего на гостеприимной земле Тибидохса спортивного состязания позвольте мне отметить некоторые принципиальные моменты. Я постараюсь быть предельно кратким и не злоупотребить вашим вниманием, – хорошо поставленным голосом говорил завуч, нежно глядя на свои свитки.
Вернее, Поклепу казалось, что он говорит, потому что, хотя его губы и шевелились, наружу не вырывалось ни звука. Сколько оратор ни разевал рот и ни таращился злобно по сторонам, он так и не сумел исторгнуть ничего, кроме патефонного хрипа.
Джинн Абдулла быстро упрятал в рукав маленький амулетик. Затем он величественно выплыл вперед, причудливо изогнув стан, поклонился зрителям и гостям и провозгласил:
Взирая с высот олимпийских на грешную землю,
Скажу я, внимая молве ослепительной Эос...
К сожалению, определенно узнать, что собирался сказать джинн Абдулла с олимпийских высот, никому не удалось, Что-то просвистело в воздухе, и библиотечного джинна буквально смело со стены. На том же месте, где он недавно внимал молве Эос, уже гремел прорвавшийся сводный хор привидений.
Безглазый Ужас дирижировал, а поручик Ржевский, выступив вперед, то прочувствованно дрожал дискантом, то сбивался на баритон. Пару раз у него даже пробился бас, но сразу завял.
Спасая положение, Медузия торопливо пригласила всех гостей на торжественный ужин.
Вскоре после ужина Гюль-Буль-Шах поблагодарил тибидохцев за гостеприимство. Джинны раскланялись и гуськом отправились отдыхать, препоручив свои флегматичные «ворота» заботам привезенных с собой драконюхов.
Хотя ангар с драконом джиннов был на другом конце поля, Гоярын всю ночь ревел, чуя противника.
* * *
Ранним утром под ковром у Бульонова что-то забубнило. Соскочив с кровати, Генка поспешно сунул палочки в банку и, усилив таким образом звук, приник к ней ухом.
– Обязательно надо было цеплять это ко мне? Нельзя было вообще обойтись без рупора?.. – уныло поинтересовался кто-то.
Решив, что голос обращается к нему, Генка от испуга едва не закатился под кровать. Однако голос, явно не замечая его, продолжал бубнить:
– Я Демьян Горьянов, новый играющий комментатор. Меня выбрал сам профессор Клопп. Не буду ему льстить, только отмечу, что это чуткий руководитель темного отделения, кумир маглодежи земного шара и вообще глубокая и вдумчивая личность... И чего вы все на меня уставились! А, про другое рассказывать!
На драконбольном стадионе никак не начнется матч «Сборная Тибндохса – афганские джинны». Кое-кто утверждает, что нас ждет схватка века, я же считаю все это полнейшим фарсом, разыгранным, чтобы содрать с вас побольше за билеты. Конечно, джинны размажут нас по стенке, но все будут только довольны. Этим тупым болельщикам только зрелища и подавай.
Челюсти у Бульонова невольно свело зевотой.
– Главный судья состязаний Бессмертник Кощеев, назначенный замещать Сарданапала, выпускает сигнальную искру. Кажется, это так называется, когда из кольца вылетает нечто вроде дешевого салюта. Матч начинается. Вначале из ангаров выпускают драконов, потом взлетают джинны на своих реактивных кувшинчиках и, наконец, мы... – продолжал умирать голос.
Неожиданно все были оглушены отвратительным проваливающимся дребезгом. Болельщики, зажимая уши руками, едва не обрушились с трибун, однако Горьянова это нисколько не смутило.
– Это вы слышите, как уверенно и ровно рокочет мотор моего могучего «Бурана-100У»... – сообщил он. – Но не будем отвлекаться на детали. Интересно, когда выпустят мячи? Куда годятся арбитры? Ага, извините, мячи, оказывается, уже выпустили, пока я проверял, на месте ли мой платок-парашют!.. Обе команды сразу включаются в борьбу. Джинны носятся как угорелые. Я даже не успеваю следить за ними глазами, Да и зачем мне это? Что я, джиннов не видел? Зато я отлично различаю, как Баб-Ягун, этот бабушкин прихвостень и глобальный прихехешник, устремляется ко мне. Он потрясает кулаками и орет что-то явно недружелюбное, завистливое... Уф, его перехватили арбитры, а то я было забеспокоился, в своем ли он уме. А, вот что его взбесило! Мне подсказывают, что обездвиживающий мяч висел прямо у меня над макушкой, а теперь он уже у джиннов... Ну и что? Мячом больше – мячом меньше. Большой спорт чреват случайностями.
Банка завыла. Палочки затряслись. Бульонов рухнул на ковер, закрывая голову. Это обиженный комментатор торопливо набирал высоту, спеша очутиться подальше от всех превратностей большого спорта.
Для Тани Гроттер матч начался не очень удачно. Она погналась за пламягасительным мячом, но тут что-то пронеслось прямо у неё перед носом. Контрабас отбросило воздушной волной. Девочка успела только заметить мелькнувший полосатый халат. Подрезавший её джинн показал ей розовый, как докторская колбаса, язык.
– Только что мы все могли наблюдать, как капитан команды джиннов Саид-Вали-Шербет перехватил пламягасительный мяч из-под носа у десятого номера... Да, Татьяна Гроттер уже никуда не годится, как это ни печально! Она сидит на своем контрабасе, как курица на заборе! – ехидно сообщил всем Горьянов.
Пылесос Баб-Ягуна выбросил из трубы русалочью чешую и рванулся вперед. Пока оглушенные ревом пылесоса джинны соображали, что к чему, Ягун завладел чихательным мячом и через все поле дал заговоренный пас Семь-Пень-Дыру.
Кто-то из полузащитников джиннов попытался, перехватить мяч, но не угадал заклинание, схлопотал по тюбетейке и прилег отдохнуть на песочек, подложив под щеку кувшинчик. Умело расколдовав пас, Семь-Пень-Дыр прижал мяч к груди и пошел в лобовую атаку на неприятельского дракона.
Дракон джиннов даже не пустил в него огнем. Он лишь сонно трепетал жирненькими крылышками, больше озабоченный тем, чтобы вообще удержаться в воздухе. Рядом с извергающим пламя Гоярыном он казался просто гусенком-переростком, случайно, вследствие шутки черного мага, превращенным в дракона.
Семь-Пень-Дыр метнул мяч. Не встретив на своем пути никаких препятствий, чихательный заряд угодил в драконью пасть. Полыхнула магическая вспышка. Болельщики Тибидохса восторженно взревели. Довольный, что заработал для своей команды два очка, Семь-Пень-Дыр развернулся и неторопливо полетел к своим.
За его спиной что-то негромко хлопнуло. Семь-Пень-Дыр выпятил грудь, снисходительно подумав, что этот доходяга и чихнуть-то толком не умеет. Он притормозил и, зависнув над полем, стал посылать во все стороны воздушные поцелуи.
Внезапно ревущие трибуны замолкли.
Не понимая, что произошло с болельщиками, Семь-Пень-Дыр обернулся и... из его груди вырвался дикий, ни на что не похожий крик.