Представив себе мух, которые не могут взлететь и лишь бегают по стенам, Таня улыбнулась. Профессор Клопп, используя темную магию, никогда не мог вовремя остановиться.
– Ерунда! Полетные блоки только внутри Тибидохса. Снаружи башен их нет, даже на стенах нет, – сказала Таня.
– Откуда ты знаешь? – удивился Ягун.
– А ты будто не знаешь? Помнишь, когда-то мы летели на твоем пылесосе вдоль главной лестницы, чтобы миновать циклопов?
Внук Ягге насторожился.
– Каких циклопов? Их на главной лестнице сроду не было. Лестницу богатыри охраняют. Докажи, Ванька! – заявил он.
– Точно. Богатыри. Усыня внизу, Дубыня вверху, а Горыня взад-вперед прохаживается. Ищет с досады, кому ноги оттоптать! – кивнул Валялкин.
– Ну как же? Вы что, забыли? Мы ещё хотели попасть на Исчезающий Этаж! – уже без всякой надежды повторила Таня.
Она уже сообразила, что в этом временном колене Исчезающий Этаж не проявлялся. Да и зачем ему было проявляться, если Чуме-дель-Торт не приходилось ни от кого скрываться? Она была хозяйкой положения. Исчезающий Этаж и Черный Куб оставались пока в стратегическом резерве. На всякий пожарный случай.
Ванька Валялкин прищурился.
– По-моему, Ягун, у кого-то на букву "Т" накопилось слишком много тайн. Мне это не нравится! И я не тронусь с места, пока этот кто-то всего нам не расскажет, – сказал он.
– Точно, маечник! Хоть мы с тобой и деремся каждую неделю, сейчас я с тобой согласен. Иметь тайны от заклятых недругов – глобальное свинство! Я тоже не тронусь с места! – поддержал его Ягун.
Таня серьезно посмотрела на мальчишек. Она подумала, что её друзья остались её друзьями даже в этой реальности, хотя в их ряды невесть как и затесалась фиолетовая душечка Гробыня Склепова. Ну а что они называют себя недругами, так это уже издержки скорбной фантазии Чумы-дель-Торт. Чума поменяла слова, но так и не смогла изменить человеческое сердце!
– Хорошо. Кое-кто на букву "Т" не будет больше молчать. Если бы не веревка внутри грифа контрабаса, не дух и не Пиявка... – начала она.
Повествование велось в условиях далеко не эпических. Нестор-летописец и легендарный Боян творили в более благоприятных условиях. То и дело Таня пугливо озиралась и прислушивалась. Можно ещё поспорить, является ли краткость сестрой таланта, но уж кулак истукана ему точно друг, товарищ и брат. А заодно и любимая теща.
– Так, значит, та Танька Гроттер, которая суперски играла в тухлобол, была не ты? – разочарованно подытожил Ванька, когда она закончила.
– Нет, я Таня... Но не та... Или та же, но в других обстоятельствах... Тело то же, но душа... – путано объяснила она.
Ягун насмешливо уставился на нее.
– Душа, говоришь? Чтобы поверить в твой рассказ, надо быть полным бредозавром! Ну, полнейшим! – сказал он.
– А я верю, – отчего-то страдая, сказал Ванька.
– И неудивительно. Ты, маечник, всегда был клиническим бредозавром, – веско заявил Ягун. Он сделал паузу и с грустью добавил: – Скверно другое. Скверно, что я тоже верю! Такая вот мы спятившая парочка бредозавров, которые шаркают по своим делам с лапшой на ушах!
Ванька ободряюще хлопнул его по плечу.
– Ладно, недруг мой бредозавр! Поправь лапшу, и потопали! Слышишь, как дрожат стены? Черепашке все порядком надоело! Я её прекрасно понимаю. Только она, бедняжка, заснула, продрыхла какой-то ничтожный миллиончик лет, а тут её – хлобысь! – разбудили! Ну как тут не озвереешь?
Слушая оживленную болтовню Ваньки, Таня почувствовала себя счастливой. Они снова были вместе, снова заодно. Ребята тронулись было к мосту, но тут за поворотом кто-то скрипуче заныл:
– Новый башмак опять нашпиговаль мне нога! Я буду пуф-пуф тот, кто наколдоваль мне такой кошмарный мозоль!
Баб-Ягун подкрался и пугливо выглянул, стараясь держаться в тени.
– Ни за что не догадаетесь, кто сюда прется! – прошептал он.
– Профессор Клопп? – улыбнулась Таня, Такие ослы, как профессор Клопп, остаются неизменными во всех реальностях.
– Он самый! Откуда ты знаешь, кто это, если ты не наша малютка Гроттер? – с подозрением поинтересовался Ягун.
– Да ваша я, ваша! И вообще, ещё раз назовешь меня «малюткой», переименую тебя в «крошку Ягунчика»! Усек? – пригрозила Таня.
Кивнув, Ягун деловито осмотрелся и метнулся в узенький, кривой коридорчик.
– Сюда! Через подъемный мост нам не пройти! Там Клопп! Значит, выбираемся на стену! – распорядился он и, забрав у Ваньки перстень, что-то торопливо забормотал.
– Ты что делаешь?, – спросила Таня.
– Не мешай! Пытаюсь вызвать на «Хап-цап» мой пылесосик! У меня всегда были трудности с пространственными заклинаниями, – отмахнулся Баб-Ягун.
Снова потянулись сырые коридоры. Бесконечные лестницы Большой Башни внезапно переходили в готические галереи. Некоторые выводили к стенам, но большинство стараниями Чумы-дель-Торт и нежити обрывались в никуда и могли сопроводить лишь на кладбище.
Таня едва узнавала Тибидохс. Куда делись все картины, богатырские кольчуги, древние лари и бухарские ковры? Едва ли скрипучие виселицы и украшенные темным бархатом плахи сделали школу волшебников привлекательнее. Впрочем, дизайнерское воображение Чумы-дель-Торт навечно зависло где-то в секторе гробовой атрибутики.
Когда, наконец, лабиринты благополучно закончились и впереди, в узком светлом проеме выхода, показались зубцы и бойницы, Таня едва не завопила от восторга. Пылесос Ягуна уже ждал их, притулившись в глубокой выбоине от каменного ядра и призывно поблескивая трубой.
Увидев его, Баб-Ягун схватился за голову и застонал так мучительно, словно у него разом заболели все зубы. Многочисленные коридоры и тысячи ступеней, по которым пришлось прокатиться его летательной машине, не прошли для неё даром. Корпус треснул.
Турбонасадка отвалилась. От хромированного обода остался тонкий грязноватый след. Труба чихала русалочьей чешуей. Из трех колесиков уцелело лишь одно – и то можно было назвать колесом лишь при наличии воображения.
– По-моему, талисманов было больше... Или мне только так кажется? – поинтересовался Ванька.
Издав печальный вопль, Ягун метнулся проверять полетные талисманы.