В темницу верхом на каменном истукане въехал Ванька Валялкин. В этой реальности Ванька почти не изменился. Все та же желтая майка со множеством заплат, озорное лицо и острые, угловатые плечи. Истукан, на плечах у которого сидел Ванька, то и дело останавливался и поворачивался всем корпусом. Он смутно ощущал, что что-то тут не так. Однако шея у истукана была неподвижна и великан не представлял, что происходит у него на плечах. К тому же Ванька был слишком легким, чтобы гигант мог его почувствовать.
– Танька, Ягун! Я за вами! Недруг я вам или не недруг? Недруги познаются в беде! – крикнул он, придерживая на голове у великана корзину с мясными вырезками для тухлобола.
На звук его голоса повернулись те истуканы, что были в темнице. Один из них тяжело размахнулся. Он попытался сшибить Ваньку, но лишь влепил своему вошедшему собрату кулаком в лоб. Посыпалась каменная крошка.
Вновь появившемуся истукану не понравилось такое приветствие, и он ответным ударом отбил своему противнику нос.
Не дожидаясь, пока безносый снова размахнется, Ванька торопливо спрыгнул с плеч истукана. Рядом плюхнулась тухлобольная корзина, слетевшая с треснувшей головы гиганта.
Таня увернулась от громадной лапы, пытавшейся впечатать её в стену, и бросилась к корзине. Морщась от омерзительного запаха, она стала швырять гниющие вырезки, выкрикивая:
– Гуллис-дуллис! Труллис-запуллис! Фигус-зацапус!
Больше всего Таня опасалась, что заговоры не сработают без магического кольца, но, похоже, в тухло-больных мячах сохранялась остаточная магия, И – её оказалось достаточно!
Бедные языческие истуканы! Им приносились кровавые жертвы. Некоторые, прежде чем попасть в Тибидохс, пролежали в земле тысячу лет. Многое, очень многое ведали они. Но об одном эти устаревшие субъекты не имели представления: они не знали, что такое заговоренный пас и почему следует его опасаться. Куски гниющего мяса со скоростью пушечных ядер летали по темнице, наказывая всякого, кто пытался поймать их или хотя бы отмахнуться.
Неуклюжим свирепым гигантам немедленно залепило все физиономии, и они принялись, не разбирая, колотить друг друга. Запах гниющего мяса дразнил их. Откалывались носы, уши, отлетали пальцы. Агух визжал, жадно вцепившись острыми зубами в кусок с костью.
– Что это было? Что это за заклинания? – поразился Ягун.
– Обычный заговоренный пас. Вы хотите сказать, что у вас в тухлобол играют без заговоренных пасов? – не поверила Таня.
Объяснять подробнее у неё уже не было времени. Хорошо, что Ягун схватывал все с полуслова.
– Как ты там сказала? Дай попробовать! Труллис-запуллис – крикнул он, бросая очередной кусок.
Кость в зубах у Агуха взвилась в воздух и стала носиться по каменному мешку. Болотный хмырь издавал истошные крики и вздрагивал кривыми ножками.
– Всех прокляну! – вопил он. – Не знаете, с кем связ-залис-сь! Я вас растерза...
Мясо врезалось в кирпичную стену.
– ...заю! – Агух сполз на пол, улыбнулся в неизвестность и вырубился.
Пока Ягун довольно созерцал свой рогатый трофей, Таня и Ванька Валялкин бросились к Сарданапалу и попытались освободить его от оков. Но обруч Чумы-дель-Торт держал крепко: он лишь потрескивал от черной магии. Одно лишь Ванькино кольцо никак не могло с ним справиться.
Борода и оба уса Сарданапала решительно показали на дверь.
– Бегите! Обо мне не беспокойтесь. Запомните, что я вам сказал! Золотая Пиявка! Раздавите ее! – отрывисто потребовал академик.
Стены Тибидохса вновь дрогнули. Из бездонного колодца донесся неясный, долетевший словно из немыслимой дали вздох. Черепаха начинала терять терпение. Еще немного, и она попытается стряхнуть с морды досаждающих ей истуканов, и тогда...
Таня бросилась к лестнице.
Истуканы, бившиеся между собой так, что трещали каменные лбы, их не преследовали. Им и без того хватало работы.
– Танька, погоди! Не так быстро! А то сама будешь тащить! – пропыхтел Баб-Ягун.
– Кого тащить?
– Увидишь кого! Подвинься, тебе говорят, а то зацеплю!
Таня остановилась. Внук Ягге держал за ноги и с усилием раскручивал над головой оглушенного Агуха, сшибая болотным хмырем восстановившиеся магические преграды.
Кривые рожки Агуха потрескивали. Между ними проскальзывали молнии. Преграда на несколько мгновений гасла, и этого было достаточно, чтобы ребята успели проскочить.
– Ишь ты! А мы с моей каменной лошадкой тоже все лиловые барьеры протаранили! Правда, я прятался за головой у моего малыша-истуканчика, – ревниво сказал Ванька.
– Слушай, а почему с хмырем ничего не происходит? Ну, в смысле, он прошибает лиловые завесы и остается сам собой? – удивилась Таня.
Ягун засмеялся.
– А что ему сделается? Болотный хмырь есть болотный хмырь. В кого он ещё может превратиться? Быть болотным хмырем – это и так уже тпрру... конечная станция, – сказал он.
Наконец ребята выбрались наружу, вновь оказавшись у караулки циклопов. Очередной бородатый страж, облаченный в баранью шкуру, посапывал на дубовой колоде. Во сне он трепетно, точно любимую кошку, обнимал секиру.
– Посмотри на эту орясину! Дрыхнет! И как ухитряется? Истуканы же своим топотом и мертвого разбудят! – изумилась Таня.
– Разбудят. Если он не циклоп, – сказал Ванька.
– А циклопов что, нельзя разбудить? – не поверила Таня.
– У циклопов железные нервы, отличный сон и очень компактные мозги с единственной извилиной, повторяющей по форме проспект Утопленника. Так говорит моя бабуся, а уж она-то знает! Она у меня жуть какая умная! Вся в меня! – заметил Ягун.
Он спокойно подошел к похрапывающему циклопу и бесцеремонно сунул Агуха головой в пустое ведро, стоявшее рядом. В это ведро циклопы обычно наливали для себя воду, но сейчас оно было пустым. Болотный хмырь, уже начавший приходить в себя, гневно задрыгал ногами. Ведро начало подпрыгивать.
– Убью! Х-хо! Достаньте меня или умрете в страш-шных судорогах! Я отрежу ваш-ши головы! С-сварю вас-с в мас-сле! – зашипел хмырь.
Его голос, усиленный ведром, звучал, как из рупора.
– На твоем месте я вопил бы потише! – посоветовал Ванька.