Наташа буквально онемела от услышанного. «А ведь он мне с самого начала не верил, – дошло до нее. – А я, дура, старалась, расписывала. То-то он потешался, слушая меня. А у самого уже была своя версия наготове».
– Как вам не стыдно… – все-таки пыталась сопротивляться она, изо всех сил сдерживая готовые рекой прорваться слезы. – Сережу убили эти люди, а вы смеете говорить, что он утонул «под кайфом»… Да если бы я не спряталась в мусоре, они бы и меня на той свалке… Да поймите, что я все видела своими глазами. Эти люди… Вы должны поискать его тело на свалке, допросить тех, кто там живет. Они знают, они там были…
Тут Наташа и сама поняла, что чем больше она говорит, тем больше недоверия вызывает у Матюшкина, уже составившего свое, практически окончательное мнение. Что она сообщила ему конкретного? Ни имен, ни лиц, одни размытые воспоминания. Будто кошмарный сон рассказывала. Ни один следователь ей не поверил бы в этих обстоятельствах. Был бы найден труп Сережи, он еще смог бы дать импульс следствию. Во всяком случае, Матюшкин перестал бы говорить о том, что он утонул. А так…
Наташа тихо плакала от бессилия и усталости. Матюшкин почти сочувственно смотрел на нее. Мальцев деловито оформлял протокол.
– Насколько нам известно, родители Сергея сейчас находятся за границей? – мягко спросил Матюшкин, вертя в руке пачку сигарет.
– Да, – кивнула Наташа, всхлипывая, – в Египте отдыхают.
– Мы сообщим им, – сказал Матюшкин. – Вы пока спите, набирайтесь сил. Завтра я еще раз к вам зайду. Быть может, вы решитесь рассказать нам, что все-таки произошло вчера на озере? Ну, ну, не волнуйтесь. У вас шок от перенесенного потрясения и усталости. За ночь вы отдохнете и придете в себя. Тогда и поговорим. Советую вам хорошо подумать. Мы вас абсолютно ни в чем не виним, прошу это помнить. И какой вам смысл вводить следствие в заблуждение? Если вы хотите, чтобы мы нашли тело вашего жениха… – подчеркнул последнее слово Матюшкин, – разумнее было бы нам помочь. К тому же скоро приедут его родители, и вам надо будет объясниться с ними. Подумайте об этом.
Наташа промолчала, до боли прикусив нижнюю губу.
– Итак, до завтра. – Матюшкин сунул в карман пачку с сигаретами и протянул ей папку с протоколом. – Прочтите и распишитесь.
Наташа машинально взяла у него протокол, начала его просматривать – и вдруг злобно отшвырнула от себя.
– Я не буду этого подписывать! – сквозь зубы сказала она.
– Ваше право, – пожал плечами Матюшкин, аккуратно вкладывая слетевший на пол листок протокола в папку. – Но советую подумать.
Он кивнул Мальцеву, и они деловито вышли из палаты. Сразу же в нее гуськом вкатились высланные в коридор женщины, подсели к Наташе.
– Ну, чего они, милая, от тебя хотели? – спросила самая старая из них, сильно шепелявя от недостатка почти всех передних зубов.
– Ничего… – прошептала Наташа, бессильно лежа на спине и глядя в потолок. Хотелось повернуться на бок и с головой укрыться одеялом, но из-за жесткого гипсового корсета она могла лежать только на спине. Чтобы не видеть гнусных рож своих соседок, нависших над ней с трех сторон, она закрыла глаза и положила на них согнутую в локте руку.
Недовольные таким к себе отношением, благородные дамы – а мы еще, дуры, старались, обед ей носили, передачами делились – поджали разбитые, опухшие губы и переместились на другие кровати. Ладно, помолчи, коль охота. Но все в себе держать, чай, тоже не в радость. Ничего, скоро сама к нам с разговорами полезешь, не ты первая, не ты последняя. Оно рано или поздно все равно ведь подопрет, желание-то выговориться. Даже самые злобные, привыкшие жить бирюками мужики и те ломаются от большой беды, лезут хоть к кому, хоть к слабой бабе, которую они всю жизнь громко презирают, хоть к ненавистному соседу, с которым до того двадцать лет не здоровались, хоть к первому встречному, – лишь бы поговорить о том, что тревожит, что не дает покоя, облегчить душу. А то смотри ты, цаца какая, закрывается она. От кого прячешься? От тех, кто тебе же добра желает? Сразу видно, молодая еще, нету ни ума, ни понятия…
А Наташа думала о том, что ее жизнь в девятнадцать лет закончилась. Говорили подруги: не связывайся ты с этим наркоманом, ничего путного не выйдет, они все люди пропащие, ненадежные… Нет, не послушала. Да и как тут послушаешь, если он – высокий, красивый, умный. Под гитару пел так, что все замирали. А отчаянный! Как он влез к ней в окно комнаты с балкона, пройдя по карнизу! А этаж-то – десятый. Девчонки чуть с ума не сошли, когда он в окне показался. И вообще он ничего не боялся. В том числе и родителей своих богатеньких, которые заставляли его поступать в престижный московский институт. Нет, остался вопреки их воле в Верхнеозерске, поступил в родной технологический институт, даже какое-то время жил в общежитии, чтобы от них не зависеть, и жил почти год, пока сами родители не попросили его вернуться. Там же, в общежитии, и началась их любовь, и как бурно началась. Было о чем посплетничать серым общаговским мышкам. Потом, помирившись с родителями, он привел ее домой, знакомиться. И сразу же его мамаша просто-таки возненавидела ее. Зачем тебе эта хитрая лимита из глуши? Она же просто хочет влезть в квартиру, получить законную прописку, а на тебя, дурака, ей плевать… Эти ее слова Сережа потом уж Наташе передал, спустя год, когда они решили заявление в загс подать. Ладно, ничего, не с мамашей, в конце концов, жить. Тем более что у них, кроме этой квартиры, еще одна наличествовала, и дом трехэтажный под самым городом. Мать Сережи, конечно, резон имела, пытаясь его отвадить от бойкой провинциалки. Но ведь Наташа взаправду любила его! Полюбила сразу, как только увидела, не зная еще ни про квартиры, ни про дом, ни про крепкий семейный бизнес по торговле стройматериалами. Просто потому, что понравился он ей до безумия. И никогда не переставал нравиться, даже когда узнала, что он колется еще со школы. Наоборот, она лишь прониклась к нему горячим сочувствием и пыталась сделать все, чтобы он обращался к героину как можно реже. Если бы его мать знала, сколько героических усилий она потратила! Она даже сама стала курить с ним анашу, чтобы он не уходил к дружкам, где в дело шли шприцы, хотя была спортивной девочкой и наркоты до жути боялась. Но мать и отец даже не догадывались об этом его пристрастии, пока в прошлом году он не попался милицейскому рейду на одной из квартир – ушел втайне от Наташи, пока она сдавала зачет, – лежащим на полу в полной прострации. А рядом обколотые дружки и пустые шприцы. Тогда же его поставили на учет, а мамаша сделала вывод: это именно она, Наташа, вовлекла его в общество наркоманов. До нее он был милым, домашним мальчиком и не употреблял ничего крепче пива. Как ей было обидно! И, главное, никак не докажешь свою невиновность. Сережа, правда, пытался втолковать матери, что Наташа здесь ни при чем, но та и слышать ничего не хотела, считая, что он просто как джентльмен – каковым она, мать, его и воспитала – выгораживает эту мерзавку и берет всю вину на себя. Потом-то она все-таки к Наташе немного изменилась. Женщина была неглупая и, присмотревшись, поняла, что Наташа зла ее сыночку ненаглядному отнюдь не желает. И сама девушка скромная, вежливая, хозяйственная. И красивая, тут ничего не скажешь, вкус у сына оказался неплохим. Даже разрешила пожить у них летом, пока они с мужем будут отдыхать в Египте. Наташа уже тихонько радовалась и строила сладкие планы… И вот теперь Сережа убит. А на днях прилетит из Египта его мать – и нужно будет с ней как-то объясняться. И что ей говорить? Наташа только представляла ее взгляд – и тут же покрывалась холодным потом. И Сережу жалко так, что обрывается сердце, и в глазах его матери она, и только она, будет виновницей его гибели. Замкнутый круг. Уж как рады будут институтские кумушки. Вот кому праздник так праздник. И никто, никто ей не поверит! Рассказать Сережиной матери про «черных людей» и свалку? Та просто плюнет Наташе в лицо. Даже милиционеры ей не поверили, а уж они-то люди незаинтересованные. Хотя они-то как раз и заинтересованы. В том, чтобы все свалить на наркотики и несчастный случай, а про каких-то «черных людей» на корню забыть, чтобы потом не бегать с высунутым языком, разыскивая их по всей области. Господи, как быть, научи? Как заставить всех ей поверить? Единственный человек – это Ленка, соседка по комнате, самая верная подружка. Только она еще может отнестись к рассказу Наташи с полным доверием. Весь остальной мир был против нее. Да мало того, что ее не станут слушать. Из нее еще сделают виновницу гибели Сережи и, чего доброго, привлекут к ответственности. В нашей стране, да еще при содействии могущественной родни – считай, несостоявшейся свекрови, – могут запросто беззащитного человека подвести под статью. Опыт в этом деле имеется громадный, в свое время полстраны ни за что несли наказание. А другие им не верили, да еще пальцем тыкали…