«Хоть в петлю лезь, – мрачно думала Наташа, глядя в потолок. – Нет, в петлю не получится, этот бетонный каркас на шее помешает… Лучше бы я не выжила, – в отчаянии подумала она. – Умерла бы вместе с Сережей, так хоть совесть была бы чиста. Правда, тогда уж не до совести было бы…»
Нет, ну какие эти менты скоты! Ну, почему, почему они ей не верят? Кто дал им право не верить человеку? Не сама же она себе шею свернула, в конце концов. Этот скользкий Матюшкин говорил, что она упала в яму или в канаву, – и поди докажи, что это не так. У него же на все было готово объяснение. А завтра он снова явится и будет заставлять ее признаться в том, чего и близко не было. И как быть? По-прежнему стоять на своем? Так ведь он – она хорошо это понимала – и угрожать начнет, долго уговаривать не станет. Кошмар. Ей бы сейчас рыдать по погибшему возлюбленному, зарытому где-то на свалке, получать соболезнования и утешения, а она должна, сжав зубы, оправдываться от вины, которой на ней нет и быть не может. Кто бы научил, что делать? Обратиться к этим жутким бабищам? Судя по их полууголовному виду, они особы бывалые, и весьма, кое-что в этой жизни повидали и на советы от больничного безделья скупиться не будут. Вот только стоит ли им доверяться? Родной милиции, как родной, все выложила, а чем они ей ответили? И эти ведь не поверят в каких-то ночных невидимок. Им бы попроще, попонятней, а то что ж получается? Какие-то барабашки, чуть ли не инопланетяне, которых и лица было не разглядеть, убили ни за что ни про что ее парня, свернули шею и ей, затащили их на свалку, а она залезла в мусор, лежала там, пряталась, крысы ее обнюхивали… Нет, эти ни за что в такое не поверят. И никто не поверит.
Но нашелся в этот день человек, который выслушал ее до последнего слова и не выказал при этом ни капли недоверия. Ближе к вечеру три Наташиных соседки, держась дружной, спаянной кучкой, отправились на ужин, заявив, что, если она не хочет остаться голодной, пусть поднимается и идет в столовую, а носить ей тарелки они не обязаны.
– Нам за это не плотют, – мстительно прохрипела третья красавица, чей вдавленный нос показывал миру только черные дыры ноздрей.
Крепко были обижены девушки ее неправильным поведением.
Наташа начала потихоньку подниматься – перспектива остаться голодной даже в ее состоянии была малоприятной, и хоть жалкой больничной снеди, но стоило поклевать, чтобы восстановить силы. Когда она спустила ноги на пол и, оправляя больничный халат на оголившихся бедрах, кое-как поднялась, в палату заглянуло усатое мужское лицо.
– Ой! – машинально вскрикнула Наташа, садясь на постель.
– Не пугайтесь, – боком входя в палату, сказал высокий худой мужчина в потертом джинсовом костюме. – Вас зовут Наталья Орлова?
– Да… – ответила Наташа, напряженно глядя на незнакомца.
«Этому что еще нужно? – думала она, следя за тем, как он медленно к ней подходит, вежливенько улыбаясь. – На милиционера вроде не похож».
– Меня зовут Володя Цыбин, – сказал незнакомец, присаживаясь на краешек кровати, на которой днем сидели милиционеры. – Наверное, вы слыхали обо мне? Я журналист, заведую отделом криминальной хроники в газете «Городской вестник». Не читали мои публикации?
Наташа, не без усилий преодолевая шум в голове – последствия успокоительных уколов, – напряглась и через минуту вспомнила. Ну, конечно, Володя – он так и подписывался: «Володя» – Цыбин, звезда «Городского вестника», самой популярной газеты в Верхнеозерске. Они с Сережей часто читали его напористые, весьма занимательные статьи о местном криминале и всем, что его окружает, то есть о проституции, торговле наркотиками, оружием, об отмывании денег в казино и прочее, прочее. Надо сказать, Володя Цыбин обладал изрядной смелостью, ибо писал очень бесстрашно, открывая обывателям такие тайны, от которых дух захватывало. Сережа смеялся и говорил, что все это большей частью высосано из пальца, хотя отдавал должное энтузиазму Цыбина и его журналистскому таланту. Наташа же склонна была верить, что все, о чем пишет Цыбин, чистейшая правда, ибо не видеть на каждом шагу подтверждения его материалам мог только слепой. Как он был до сих пор жив в этих крутых на расправу краях, оставалось загадкой для читателей «Городского вестника», которые с охотой покупали газету, особенно субботние номера, и разворачивали ее в предвкушении очередного разоблачения, сделанного Володей Цыбиным.
– Да… – нерешительно кивнула Наташа. – Я помню ваше имя.
– Ну вот, – обрадовался Цыбин, топорща неровные усы в улыбке, отчего сразу напомнил немолодого, потрепанного жизнью в подвалах и на помойках кота. – Значит, в какой-то степени мы с вами знакомы. Пусть заочно и односторонне, но все же…
– Что вам от меня нужно? – колюче спросила Наташа.
– Ну, зачем вы так недружелюбно? – оставил на время улыбку Цыбин, глядя на Наташу серьезными, понимающими глазами. – Если кто и может сейчас оказать вам реальную помощь – так это только я.
– Почему вы думаете, что я нуждаюсь в вашей помощи?
– Видите ли, Наташа, – позвольте, я так буду к вам обращаться, – у меня есть хорошие знакомые в, та-скаать, правоохранительных органах. От них я получаю кое-какую оперативную информацию, которую, естественно, использую в своей работе. Так вот сегодня я узнал о том страшном происшествии, которое случилось вчера с вами и с вашим другом, и даже женихом, Сергеем Георгиевым, сыном одного из самых известных в нашем городе бизнесменов…
– И уже хотите расписать это в своей газете? – насмешливо спросила Наташа. – И выставить меня полной дурой, как эти… следователи?
– Видите ли, Наташа, дело обстоит не совсем так, как вам видится, – терпеливо заговорил Цыбин. – Да, конечно, я подготовлю материал в газету – это моя работа. Но сначала я хотел бы провести собственное, та-скаать, журналистское расследование. И для начала я очень хотел бы выслушать ваш рассказ. Подробный рассказ…
– Ничего я вам не буду рассказывать, – перебила его Наташа. – Все, до свидания. Мне пора в столовую, а то останусь без ужина.
– Подождите минутку, – настойчиво сказал журналист. – Вы меня неверно поняли. Вот вы говорите, что следователи выставили вас полной дурой. То есть они не поверили вашему рассказу и выдвинули свою версию, совершенно отличную от того, что произошло на самом деле. И заставляют вас подписать совершенно ложный протокол, верно?
– Да… – протянула Наташа, внимательней глянув на гостя.
– Я же хочу вам помочь, понимаете? Я думаю, что вам ни к чему было придумывать столь сложную историю с какими-то людьми в черном, если бы этого не было на самом деле… Все это слишком сложно, и придумать такое в вашем состоянии крайней усталости и нервного истощения было бы практически невозможно. Если этого очевидного не понимает следователь Матюшкин, то я придерживаюсь противоположного мнения. Если бы, Наташа, вы мне доверились и повторили свой рассказ со всеми подробностями – ибо я его слышал только в пересказе, довольно путанном, участкового Мальцева, – то, возможно, я сумел бы пролить свет на эти загадочные события. По крайней мере, к возвращению родителей Сергея я наверняка смог бы кое-что уже найти, что доказывало бы вашу полную невиновность в его гибели. А я уверен, что вы абсолютно ни в чем не виновны.