Лив посмотрела на Тау. Кровь, покрывающая шипы внутри саркофага, являлась единственным доказательством того, что совсем недавно в нем была заключена Ева. Девушка пробежала взглядом по желобкам, в которые стекала кровь Евы, смешиваясь с ее собственной кровью.

Потом Лив увидела мужскую фигуру, поднимающуюся из-за железного креста Тау. Его тело тоже истекало кровью. В слабом мерцающем свете он был похож на демона. Мужчина поднял зажатый в руке факел. Языки пламени осветили его искаженное ненавистью лицо. Габриель услышал шум позади себя и начал поворачиваться, но тяжелый факел уже обрушился вниз, целясь ему прямо в голову. Пламя взревело, рассекая воздух. Удар грома прокатился по комнате. Демон отлетел к алтарю.

Лив посмотрела туда, откуда стреляли. На пороге часовни стоял худощавый монах. В руке у него был зажат пистолет. В свете свечей его лысая голова блестела так, словно была окружена нимбом.

Афанасиус смотрел на кровавую сцену. Пуля, выпущенная из его пистолета, отбросила аббата к усеянному шипами пустому саркофагу, возвышающемуся в глубине помещения. Управляющий сделал шаг вперед. Дуло пистолета смотрело на окровавленное неподвижное тело аббата.

Афанасиус переместил взгляд на мужчину и девушку. Парочка настороженно смотрела на него. Опустив пистолет, управляющий направился к ним. Мужчина был одет в сутану, но брат Афанасиус его не узнал. На его боку и руке кровоточили резаные раны.

Девушка пострадала гораздо больше: глубокая рана пересекала ее горло. Кровь стекала на пол в вырубленные в камне желобки. Афанасиус склонился над девушкой. Он замер, наблюдая за тем, как рана заживает у него на глазах. Это было чудо, настоящее чудо! Которое прекратилось за считанные минуты. Управляющий посмотрел девушке в глаза. В них застыла вечность. Он вспомнил слова из «Еретической библии»: «Прячут божественный свет впотьмах». Афанасиус прикоснулся к ее лицу.

Шум у алтаря заставил всех обернуться.

Аббат пошевелился и с трудом поднял голову. Она качнулась набок, но глаза умирающего уставились на Афанасиуса. Упавший рядом с сутаной раненого факел поджег ткань, и аббата окутал саван дыма. На лице настоятеля читались крайнее удивление и разочарование.

— Зачем? — спросил он. — Зачем ты предал меня? Зачем ты предал Бога?

Брат Афанасиус перевел взгляд на окровавленные шипы распахнутого саркофага Тау и свисающие с креста кандалы.

И гора сея не священна, ибо проклята темница сея.

Он посмотрел на девушку: рана на изящной шее зажила, а в зеленых глазах горел огонь жизни.

— Я не предал своего Бога, — улыбнувшись загадочной девушке, сказал монах.

И он увидел Ее, идущую по земле,

Ту, что не старела и не чахла.

И наполнилось его сердце завистью.

И возжелал он обладать Ее могуществом,

И подумалось ему: ежели пленю я Ее,

То секрет вечной жизни будет моим.

И начал он возводить напраслину на Нее,

И назвал ее Евой,

И настроил всех мужчин против Нее,

Рассказывая, что вначале был мужчина,

И мужчина сей был выше Ее,

И звался он Адамом.

И ходил Адам по саду земному, словно Бог,

И благоденствовала земля от него, а не от Евы.

И говорилось в напраслине, как Ева стала завидовать Адаму,

И возненавидела Она его грубое волосатое тело,

И поверила, что ближе его сущность к звериному,

чем к Божественному.

И посадила Ева странное дерево,

И убедила Она Адама вкусить плод этого дерева,

Обещая, что даст это ему Великое Знание.

Но плод был ядовит, и лишил он Адама его сил,

И украл у него Божественную сущность,

И наполнил его сознание гневом и страхом.

И рассказывалась сея небылица и пересказывалась до тех пор,

Пока все завистливые мужчины не стали Ее врагами

И не поверили, что только Евина смерть может вернуть им

Божественную сущность.

Однажды проходила Ева возле пещер, где жили люди,

И услыхала Она вой зверя, мучимого болью,

И последовала за звуками в холодное сердце горы,

И нашла там связанного дикого пса, лежащего на полу пещеры,

И был он ранен,

И истекал кровью,

И выл от боли.

И когда Ева приблизилась к псу, племя вышло из тьмы.

Мужчины били Ее дубинами и резали ножами,

Но Ева не умерла.

Мать Земля влила в Нее жизнь,

И вылечила Ее раны,

И сделала Ее сильнее.

Тогда испуганные мужчины развели огромный костер и бросили Еву в пламя,

Но кровь хлынула из Нее и погасила огонь.

И вновь не смогли люди убить Ее.

Тогда некоторые из них вышли наружу,

И нарвали ядовитых трав,

И заставили Ее съесть отраву,

Но Ева не умерла.

И с тех пор держат люди Ее в заточении,

Прячут Божественный Свет впотьмах,

Ибо боятся того, что случится, ежели Она освободится.

Хотелось бы им убить Ее,

Но не знают они как…

С ходом времени стали мужчины племени узниками чувства вины за содеянное,

И стал дом их крепостью,

В которой сокрыто знание о деле рук их.

И гора сея не священна, ибо проклята темница сея.

И томится Ева в ней,

И стала она священной тайной, названной Таинством.

Но настанет день, и Ее страданиям придет конец.

Истинный крест появится на земле,

И увидит всякий сей крест,

И будет удивлен.

VII

И падет сей крест,

И восстанет он,

И освободится Таинство,

И настанет новая эпоха,

Когда придет избавление от мучений.

Книга Бытия. Еретическая библия. Перевод брата Маркуса Афанасиуса

144

Приглушенные звуки начали проникать в пелену, царящую в голове Аркадиана: крики взволнованных голосов и скрип резиновых подошв по твердому полу казались ему шепотом. Он хотел раскрыть глаза, но не смог. Веки будто налились свинцом. Инспектор лежал и прислушивался к шуму. Способность чувствовать вернулась в его тело, невыносимая боль сменила ноющий зуд в груди и плече.