Чекистов посадили в две брички, на козлы сели «красноармейцы» с карабинами. Пригодилась и некогда отбитая у красных пулеметная тачанка, на задке которой были нарисованы звезда, плуг-молот [13] и тщательно выписаны белой краской слова «Даешь Врангеля!». Она пристроилась позади бричек с пленными. Махновцы были мастерами маскарадов, все делали продуманно, споро и весело.
Только теперь чекисты поняли, что их повезут как «пленных махновцев», как своего рода подтверждение боевых успехов. Это было особенно обидно.
Между переодетыми махновцами возник и Савельев. На нем тоже была командирская фуражка со звездой и даже, не по погоде, кожаная куртка. Он изображал чекистского особиста.
Савельев успокоился и повеселел. Теперь он снова оказывался в центре внимания, потому что лучше всех знал красные тылы.
Лева Задов поглядывал на все это действо довольно безучастно, но все же старался задержать выступление «красноармейцев», тщательно проверяя их снаряжение и соответствующий вид. Наконец придраться уже было не к чему. Отряд выстроился. Брички и тачанка находились в центре колонны, тесно окруженные всадниками.
– Ну шо ж, хлопцы, хай вам счастит! – сказал напутственное слово Лева Задов. – Ждем живыми и не с пустыми руками!..
И полусотня тронулась в путь.
После дождя, который и Гуляйполе захватил только краем, но все же слегка прибил землю, клубы пыли не заслоняли ушедших, и Лева еще долго видел растянувшуюся колонну, впереди которой покачивалось красное знамя. Горяча коней, всадники постепенно набирали прыти. Вот они взобрались на холм и один за другим стали исчезать из вида…
Стемнело. Воздух после дождя был чистый, прозрачный, и с высоты на землю смотрели большие яркие звезды.
Почти беззвучно бежали по песчаной дороге кони. Молчали всадники. Лишь надрывно пели сверчки.
Старцев, который, как и его товарищи, сидел в бричке со связанными руками, теперь, когда увидел, как ловко и четко действуют махновцы, понял, что надеяться больше не на что.
Разве возможно остановить этот отряд грабителей? Ах, если бы случилось чудо, что-нибудь такое, бандитами не предусмотренное! Ну, скажем, если бы на них неожиданно наскочил отряд своих, красных. И тогда бы он, профессор Старцев, закричал им что есть мочи: «Не верьте, товарищи! Это – обман! Это – переодетые махновцы!» Или еще что-то в этом роде. И пусть бы его тут же застрелили, но, умирая, он бы знал, что спас и полученные ими ценности, и товарищей там, в Волновахе, не подозревающих о надвигающейся на них опасности.
Промелькнула короткая летняя ночь.
Отряд двигался безостановочно, лишь на рассвете задержались на полчаса в низинке, возле какого-то ручейка, чтобы попоить лошадей и слегка размяться.
И снова помчались дальше. Двигались напрямик, между Янисольским и Мариупольским шляхами. Кругом расстилалась искрящаяся от росы степь, которая еще недавно была в основном обработанной землей. Теперь же возделанные участки были лишь рядом с селами и хуторами, а дальше расстилались запущенные, заросшие травой пространства. Дикая степь, как назывались некогда эти края, вновь возвращалась на место свое. Еще десяток лет – и сюда вернется ковыль, и все вокруг превратится в сизо-зеленое волнующееся море, в котором будут тонуть кони и люди.
Впрочем, уже и сейчас степь вокруг поросла бобовником, таволгой, вишенником, коноплей, которые после дождя словно бы приподнялись и хорошо скрывали движение отряда. Лишь только головы всадников маячили над зелеными зарослями. Солнце уже оторвалось от горизонта и хорошо освещало голубеющие дали. И тут случилось то, чего так страстно желал Старцев.
Из-за гряды холмов, на перекресток узких проселочных дорог, выехали пять кавалеристов-красноармейцев – патрульный дозор проходящих неподалеку обозов Сорок шестой дивизии.
Увидев своих, Старцев от волнения стиснул и без того уже затекшие от веревки руки. А дозорные, разглядев отряд бойцов в шлемах с шишаками и тачанку с плугом-молотом на задке, довольно лениво, шагом, не снимая карабинов, двинулись навстречу махновцам.
Махновский отряд на перекрестье дорог остановился, всадники потеснили своих коней, пропуская красный дозор в самый центр кольца. Старцев хорошо видел у проезжающих возле него бойцов усталые, невыспавшиеся, худые и обветренные лица. Судя по всему, красноармейцы уже которые сутки следовали за обозами, охраняя их в арьергарде.
– Кто такие, хлопцы? Откуда? – спросил белобрысый конопушный старший дозора, обращаясь к Михасю Колеснику. – И при таком параде!
– Из Девятой, из войск по охране тыла, – отвечал Колесник. – А что при знамени, так мы всегда при нем. Так у нас положено.
– Ну-ну!.. А вроде Девятой у нас тут не было, – слегка удивился командир дозорных.
– Только вчера прибыли.
– То-то, я гляжу, морды еще не пообтрепанные, – уже по-свойски сказал дозорный. – И табачок небось есть?
– Найдется, – отвечали махновцы, и тут же несколько кисетов протянулись к красноармейцам.
– Кучеряво живете, сразу видно – тыловые… – И, указав на связанных чекистов, спросил: – А то что у вас за народ?
– Четверых махновцев взяли. Видать, матерых, – вклинился в разговор Савельев, он сходил за особиста.
Иван Платонович, который, как и остальные его товарищи, напряженно прислушивался к разговору, в эту минуту понял, что ничего не сможет выкрикнуть красным бойцам, никак не сможет их предупредить. Потому что достаточно дать им хоть один знак, хоть какой-то намек на то, что они разговаривают с переодетыми бандитами, как молоденьких красноармейцев тут же возьмут в шашки – и через какие-то минуты все будет кончено…
– А этот, пристаркуватый, он что, тоже из этих? – кивнул на Старцева один из красноармейских дозорных.
– Самый что ни на есть! – сказал Савельев. – У них там свой интернационал, парень. Бандитский. Этот у них прокламации составляет. А вон тот, шо вроде как из жидков, – ближайший батьки Махно кореш, он у них кассой ведает.
– Ну и чего их по штабам возить? – спросил красноармеец. – Шлепнуть в какой канаве – и вся песня.
– Да ты шо! – даже возмутился Савельев. – А революционная законность?
– Оно конечно… тоже… – озадачился красноармеец. – Ну пускай тогда еще чуток поживут.
И разъезд выехал из тесного махновского кольца, не ведая, что еще мгновение назад был на расстоянии комариного хоботка от смерти.
– Глядишь, еще свидимся. По одной земле ходим, – уже издалека крикнул конопушный командир разъезда.
Пришпорив коней, они поскакали к холмам. Старцев тоскливым взглядом провожал скрывающихся за зарослями вишенника всадников. Тронулись и махновцы. Заторопились. Савельев подъехал к бричкам, расхохотался: