Девушка догадывалась, что приходский садовник тратит на нее такие деньги не просто так. Ясное дело, он в нее влюблен. Да это легко прочесть в глазах Бори. Может быть, сегодня она разрешит своему ухажеру поцеловать себя в губы. А может, и нет. Нужно еще подумать, заслужил ли он этот поцелуй? Боря злился, когда она улыбалась в ответ на недвусмысленные взгляды местных пижонов, которые так и норовили раздеть ее глазами. Он, конечно, не подавал вида, но разве можно провести женское сердце? С того самого дня, когда невзрачный русский паренек сменил в приходе ее отца ушедшего в мир иной старого садовника, она не уставала наблюдать, как Боря изощряется, чтобы обратить на себя ее внимание.
Спустя время Лена стала специально выбегать в коротком шелковом платье на только что подстриженные клумбы, чтобы ощутить на себе этот дикий взгляд, в котором читалось едва сдерживаемое желание. Ей это нравилось. Теперь они вместе гуляли наперекор запретам. Но нравился ли ей Борис? Ах, разве обязательно надо это знать? Будет время подумать. А пока ей хорошо. Тем более одной гулять скучно, да и не всегда безопасно. Пусть довольствуется тем, что есть. Да и какая разница… Ей вовсе не доставляло удовольствия задавать бестактные вопросы, каким образом он добывает средства на развлечения. Ей было безумно приятно, забыв о церковной обители, прожигать время в компании с веселым приходским садовником. Она наслаждалась жизнью. Молодость наслаждается без оглядки, ибо оглядываться еще некуда…
* * *
В дешевой забегаловке «Барракуда» Бориса ждали трое. Как ни тужились двое из них походить на коренных жителей столицы, их выдавали бегающие глаза. Зато третий был «чистопородным»: добротный шерстяной костюм, надменное лицо, испещренное морщинами, ровный крюкообразный нос, педантичный пробор, уложенный бриолином, и сверкающие голубые глаза.
Когда Борис вошел в знакомое заведение и увидел за столиком, где сидели его дружки, этого человека, он почуял нутром, что дело пахнет большими деньгами. В прошлой сделке он поручил все Кабану и Седому, доверил им товар. Но теперь товар стоил того, чтобы его самого представили клиенту. Борис знал, что компаньоны не очень-то хотели знакомить его с покупателем, опасаясь, что Борис может отказаться от посредничества. Но клиент сам настаивал на личной встрече.
Модный цветастый галстук австрийца никак не вписывался в тусклый интерьер закуренного бара. Он ерзал на неудобном громадном стуле и проклинал про себя вонючих эмигрантов, которые привели его в эту богадельню. Не так часто он бывал в забегаловках такого ранга, но принадлежность к высшему обществу не помешала пренебречь статусом. Он был истым коллекционером церковной утвари и антикварных безделушек. Азарт взял верх над правилами хорошего тона. Вдруг повезет и вещь действительно стоящая! Самое главное – уже на очередном вечернем рауте в своем особняке продемонстрировать избранным новое выгодное приобретение…
Борис поздоровался, уселся за массивный стол и теперь думал лишь о том, как бы не продешевить. В подлинности иконы он не сомневался. Его компаньоны, люди низкого полета, мечтали выручить шиллингов хотя бы по пятьсот. И на том сказали бы спасибо. Борис боялся, что эти болваны могут все испортить своими запросами, но заранее убеждать их вести себя достойнее не стал, так как сомневался, что им удастся разыскать покупателя на такую вещь.
Одно дело – мелочь, на это у них ума хватало. Борис щедро делился с посредниками, его мало заботило, насколько они «нагревались». Он называл цену и получал причитающиеся деньги. Работа в приходе уже дала свои плоды. Находились простофили, которые за сворованные им безделицы из церковной утвари платили неплохими купюрами. Все удавалось относительно просто. Хотя если бы не ремонт, затеянный в божьем храме, Борису вряд ли удалось бы уволочь из ризницы и чулана то, что плохо лежало, не вызвав подозрений.
Все, что он транжирил на Леночку, он считал потраченным на себя. Он рассчитал, что новое дело должно быть последним. Икону Николая Угодника – покровителя мореходов, в узорной рамке из плетеной серебряной проволоки он хотел сбыть сам, без посредников. О том, что есть товар, ляпнул старым приятелям так, без особого умысла. Но те превзошли самих себя. В считаные дни вышли на клиента. Сейчас эти двое дышали в полдиафрагмы, чтобы, не дай бог, не спугнуть коллекционера или чтобы, еще хуже, не рассердить Бориса. Они соображали, что выгоднее – заискивать, поддакивать или вообще молчать.
– Товар у вас с собой? – засуетился клиент.
– Разумеется, все свое ношу с собой, – сострил Борис, коверкая немецкий. Кстати, он хоть и не числился полиглотом, за четыре месяца в стране довольно сносно орудовал чужими словами.
– Хотите показать?
– Не вам, так другому. Желающих хоть отбавляй. Ценителей красоты великое множество. Я, конечно, покажу вам товар, только сначала пива мне и моим друзьям. – Борис набивал себе цену. Компаньонам пришлось поволноваться, как бы клиент не послал всех к черту. Но того уже донимал азарт.
– Официант, три пива, – щелкнул пальцами австриец. – Итак, я вижу, вам не терпится меня удивить.
– Вынужден сделать это тотчас, вижу, вы не привыкли ждать. Надеюсь, разобраться в подлинности товара у вас хватит опыта. Пожалуйста, смотрите, – Борис небрежно протянул сверток, который даже не счел нужным развернуть, предоставив это сделать коллекционеру.
Тот с брезгливостью откинул дырявую ветошь и уставился на икону. Он изучал ее минут пять, щупал холст, разглядывал мазки, затем, сверкнув глазами, произнес:
– Сколько вы рассчитываете получить за нее?
– Мне будет достаточно десяти тысяч… И по две с половиной тысячи моим компаньонам за то, что они нашли именно вас.
– А если я не дам ничего?
– Тогда и уйдете ни с чем.
– Я дам вам деньги, надеюсь, если вам еще подвернется что-нибудь стоящее, вы обратитесь только ко мне…
– Это будет стоить вам еще тысячу шиллингов. Ровно столько мне надо, чтобы обдумать ваше предложение, а у меня как раз на подходе православные иконы староверов, – Борис почувствовал, что покупатель клюет на приманку. Видать, икона и впрямь была ценная. – Итого шестнадцать тысяч шиллингов.
– Пожалуйста, – коллекционер отсчитывал деньги новенькими банкнотами. Его щедрость перемежалась шутками. – Жаль, что вы не имеете отношения к золотой кладовой Шатцкаммер. Вы, наверное, не знаете, но в ней находятся сокровища ордена Золотого руна и австрийская имперская корона Габсбургов.
– Могу посодействовать только с шапкой Мономаха из Оружейной палаты Московского Кремля… – почти серьрезно ответил Борис.
Австриец оценил юмор, звонко рассмеялся и учтиво откланялся.
Компаньоны, казалось, были на вершине блаженства. Борис, ощутив в своих ладонях заветную стопку хрустящих купюр, еле сдерживал рвущееся напоказ ликование. Он хотел подпрыгнуть от восторга. Теперь он купит то, о чем мечтает Леночка. Мечтает, но боится признаться.
* * *
…Тот день крепко запал в память Борису. Им было так хорошо и весело тогда. Они катались на светящемся чертовом колесе в парке Пратер, без конца ели мороженое и наслаждались пьянящим запахом цветущих тюльпанов.