– Мне непонятно, почему они так рискуют, – рассуждал вслух Лисовский, раскладывая, как обычно, свой логический пасьянс. – Как ни крути, это не простое дельце. Какого лешего Алхану понадобилась личная встреча? Зачем он подставляет свой кумпол? Выбор времени и места дает нам все преимущества. Я в первый раз вижу, чтобы мышка сама строила себе мышеловку. При всем при этом ни слова о мальчике, ни слова о выкупе.
– Он просто наложил в штаны, – перебил Кутателадзе, – включил задний ход и думает, что я ему открою шлагбаум. Его братец до сих пор греется у меня в погребе. Хотят вернуть парня и молят о пощаде. Как только вернут пацана – придавлю обоих.
– Вполне вероятно, меры, принятые Роландом, возымели результат, и Алхану нечего больше делать, – вновь начал Лисовский, обращаясь к хозяйке. – Ну а если дело в другом? Может, Алхана нам подставили, почему он молчал до этого момента? Ни разу за время бойни не обратился к Матушке, не требовал выкупа. Не уверен, что Мудаев – полный профан. Раз он сознательно предложил себя в роли мишени, значит, у него есть веские на то причины. Может статься, что Алхан непричастен к краже мальчика.
Последнее умозаключение Лисовского было для Елены Родионовой чем-то вроде раската грома. Уже закрепившаяся благодаря Роланду уверенность, что ее сын находится в плену у чеченцев, разбивалась о логику Лисовского. Слова Лисовского своим беспощадным смыслом встряхнули Родионову. Произнести такое в присутствии Кутателадзе было довольно смелым поступком, но Лисовскому надо было набирать очки в новом для себя амплуа первого советника и, следовательно, второго человека в могущественной империи, которая принадлежала Матушке. Лисовский постепенно начал понимать, с какими напрягами грузином управлял Сумцов. Его предшественнику горилла повиновался с трудом, но Лисовский отчетливо понимал, что в служебной иерархии он стоит на ступеньку выше Кутателадзе. И это понимал всякий, за исключением разве что Роланда.
– Ты что, совсем спятил? Непричастен, говоришь? – завелся Роланд, у которого с Алханом теперь были личные счеты. – Тебе что, мало доказательств, мало крови?!
– Все прояснить может только стрелка, – не уступал Лисовский, не забывая искоса поглядывать на хозяйку, – продолжение бессмысленной войны – худший исход.
– Ты говоришь о войне, как будто сам воюешь! – негодовал Кутателадзе. – Нельзя рисковать жизнью Елены Александровны, на эту встречу должен идти я. Если позволите, я перебью их на месте, как кроликов.
По виду трудный на подъем Матлашенко не имел привычки ввязываться в споры. Это был исполнитель. Его отсутствующие глаза могли вспыхнуть, только когда хозяйка обращалась к нему, отдавая приказы. Он не лез со своими советами и не пользовался своим правом голоса на общем совете. В свое время он был лучшим в подразделении охраны Родионовой. Бывший шеф ЦСБ Петелицын взрастил его по своему образу и подобию. Петелицын не раз наставлял своего любимчика, что надо быть истуканом, чтобы добиться успеха в их работе. Матлашенко был способным учеником. Он понял этот главный урок. После гибели шефа он занял его место.
Сейчас он стоял по правую руку от хозяйки и гадал, кому в этом споре она отдаст предпочтение. Сам Матлашенко был уверен, что грузин как всегда порет горячку. Он знал, что в последнее время Кутателадзе был не по рангу возвышен и приближен к Матушке, а потому истинно желал, чтобы все стало на свои места. И раз уж Лисовский считается первым советником, значит, его мнение должно восприниматься более значимо. Порядок превыше всего. Будь его воля – он бы эту гориллу приструнил, в два счета поставил бы на место. Так подумал Матлашенко и тут же осек себя на мысли, что вряд ли ему удалось бы остепенить дикаря, это умеет делать только Матушка…
Когда Родионова вяло приподняла руку, все замолчали, стены просторного кабинета словно поглотили лишние звуки. Голос хозяйки, взявшей наконец слово, поначалу показался сломленным и дрожащим…
– Вина за случившееся лежит на мне, и только мне суждено поставить точку в этой череде несчастий. – Родионова, сжав кулаки, попыталась взять себя в руки. Ее голос с каждым словом вновь приобретал былую властность. – Никто не уполномочен решать за меня. Встреча состоится. Только она может пролить свет на происходящее. Злой рок преследует меня, и я намерена узнать имя этого злого рока, я склонна считать справедливыми слова Лисовского. То, что к краже моего мальчика причастны чеченцы, всего лишь версия, не больше, можно предположить, что их использовали как живой заслон. Да, улики есть, но их могли подстроить наши истинные враги. Нас уже и так достаточно запутали. Мы ввязались в войну. Встреча необходима. Посмотрим, что скажет Алхан.
– Что бы он ни собирался сказать, нужно принять дополнительные меры предосторожности, – вставил довольный Лисовский, не забыв смерить Кутателадзе презрительным взглядом, – вышло по его. Матлашенко тоже радовался про себя: «Грузин облажался и получил по заслугам».
– Позволю себе изложить свои соображения, – продолжал Лисовский. – Эти шельмы могут выкинуть любую штучку, следует застраховаться от любых неожиданностей. Итак, за нами выбор места встречи. Алхан заведомо идет на то, что переговоры будут назначены в контролируемом нами районе. Мы сообщим ему время встречи, что касается места… Мы сообщим ему три возможных варианта и оговоримся, что окончательный вариант он узнает за полчаса до встречи. Если он что и замышляет, то у него ничего не выйдет, не успеет подготовиться. Расставим в трех местах наблюдателей. Они засекут малейшее шевеление чеченцев. Если Алхан задумал с нами играть, то поплатится. Заодно такой ход позволит нам убедиться в том, насколько сильно желание Алхана встретиться с Еленой Александровной. Уверен, что он согласится на наши условия, а нам лишние козыри не помешают.
– Сделать так, как ты говоришь, означает, что мы его боимся, – не выдержал Роланд. – Ты сам себя не уважаешь. Для тебя это не унизительно? Мы должны разговаривать с Чечней с позиции силы, а они уже капитулировали под моим натиском, они согласятся на все что угодно, лишь бы получить пощаду.
– Здесь не профсоюзное собрание, – возмутился Лисовский. – Мы тебя уже выслушали. Не мешало бы тебе чуточку подумать: раз мы диктуем свои условия, значит, мы просто не считаемся с их гарантией, не уважаем их слово. Это само по себе оскорбление Алхану, а не страх перед ним. И он поймет это, небось не дурак. Вот в чем позиция силы. Последнее слово было за хозяйкой. Она встала и медленно пошла к дверям своих покоев, на ходу сказала:
– Лисовский, займись подготовкой к встрече, завтра к утру я буду готова.
В десять часов вечера на Подоле зазвонил телефон. Трубку поднял Лисовский. Он сообщил человеку Алхана, что встреча состоится завтра в восемь утра. Место встречи Алхан может уточнить за полчаса до ее начала. Лисовский назвал вероятные места ее проведения. Это будут или речной теплоход «Леся Украинка», пришвартованный на причале, номер которого также сообщат отдельно, или резиденция Матушки на Подоле, а может быть, банкетный зал ресторана «Динамо».
– Ресторана «Динамо»? – переспросил абонент.
– Вы правильно расслышали, – подтвердил Лисовский.