Но после на связь с Эспером Эгирютом больше никто не выходил. Мало ли что с ним за это время могло случиться. А зафрахтовать какую-либо посудину своими силами, не имея в Стокгольме знакомых, было почти невозможно.
Поэтому был продуман и запасной вариант. Если Эспер Эгирют по каким-то причинам не сможет Кольцову помочь, оставалось одно. Из Стокгольма переправиться в Гельсинфорс. Это было реально. Строгого пограничного или таможенного контроля между Швецией и Финляндией не было. Дальше на различных попутках добраться до приграничной с Россией полосы и уже пешком – благо, граница была дырявая – перейти на советскую сторону.
Остановились на этом маршруте. Собственно, иного варианта и не было.
Когда Болотов собрался ехать на вокзал брать билет на поезд до Штральзунда, Кольцов напомнил ему:
– Надеюсь, вы не забыли? Я еду не один.
– С дамой? – с пониманием спросил Илья Кузьмич, предполагая, что речь пойдет о Тане.
– С Мироновым.
– Да, но…
– Об этом мы, кажется, договорились, когда я только собирался предложить ему заняться поисками саквояжа, – твердо сказал Кольцов. – Ни Жданов, ни Фролов, насколько я помню, возражать не стали.
– Никаких вопросов. Но… ведь это можно Миронову сделать и несколько позже. Я имею в виду отъезд Миронова в Россию. Вот-вот наладится регулярное сообщение через Польшу, все было бы проще. А сейчас…
– Я это обещал Миронову, – стоял на своем Кольцов. – Свои обещания обычно стараюсь выполнять.
– Простите, Павел Андреевич, но я должен посоветоваться.
– Да, конечно. Только имейте в виду: я не прошу, я на этом настаиваю.
Этот разговор состоялся на Маркс-Дормуа утром. А уже к полудню Болотов вернулся с ответом Жданова. Старик возражать не стал. Будучи сам человеком слова, он понял Кольцова. Фролов тоже поддержал Кольцова, но по другой причине. Пребывание Миронова в Париже, знавшего, кем на самом деле он является, Фролова не совсем удовлетворяло. Мало ли как сложатся обстоятельства в дальнейшей жизни Миронова и как он себя поведет, если возникнут худшие? Фролов стремился застраховать себя и с этой стороны.
Вся вторая половина дня ушла на поиски Миронова и на оформление билетов, благо у Миронова оказался его старенький российский паспорт, который пока еще признавался во всем мире.
Вечером Жданов, Фролов и Болотов заехали за Кольцовым, увезли его в Люксембургский сад, где в маленьком уютном ресторанчике устроили для него прощальный ужин. Говорили хорошие напутственные слова, желали попутного ветра, а от Штральзунда – семь футов под килем.
Путь от Стокгольма до Петрограда был непредсказуем, и каждый, ступивший на него, мог рассчитывать только на везение и удачу. Поэтому Жданов сказал очень короткое напутственное слово:
– Ты, Павел, только там, в Стокгольме, не бравируй. Шведы, конечно, не враги нам, но пока еще и не друзья. Смотри в оба. В случае чего, тогда через Финляндию.
– Во всяком случае, до Швеции уже стали долетать российские ветры. Они подскажут, – добавил Фролов. – Я верю, что тебе и на этот раз повезет. Мне это важно: верить в тебя. А ты не очень надейся на свою удачу. Она расслабляет. Ты все до миллиметра рассчитывай, тогда наверняка повезет.
В анкетах о своих профессиональных пристрастиях он писал: «агрономия и военное дело». Но первым делом ставил агрономию, потому что все чаще думал о мирном времени и о своем месте в нем. О войне думать не хотелось. Он родился и вырос здесь, в этих прокаленных горячим солнцем краях, любил их и не мыслил свою жизнь вне этой земли.
Война здесь закончилась. Войска эмира Бухарского были им разбиты и рассеяны по огромным песчаным просторам и горам. Туркестанский фронт ликвидировался, и его командующий Михаил Васильевич Фрунзе доложил об этом Москве. В Туркестанском краю наступил мир, но пока еще зыбкий, неустойчивый, тревожный. Его еще надо будет утверждать, возможно, даже с оружием в руках. Дехкан донимали недобитые банды басмачей.
Тогда и родилась у него мысль: создать здесь, неподалеку от Ташкента, пока что один большой опытно-показательный городок. Фрунзе довольно ясно его представлял: дехкане будут здесь жить коммуной, обрабатывать свою землю, выращивать урожаи хлопка и зерна, заниматься животноводством – и сами же станут распоряжаться всем созданным ими богатством. Мужчины получат право носить оружие и смогут защитить коммуну от любых посягательств.
Если опыт окажется удачным, в дальнейшем на всей территории Туркестанского края встанут десятки, а, возможно, и сотни подобных коммунистических городков.
Свои соображения Фрунзе изложил руководителям только что возникшей Туркестанской советской республики. Идея всем понравилась, ее одобрили.
Свое будущее Михаил Васильевич видел в такой коммуне. Он наконец-то станет заниматься тем делом, о котором втайне мечтал все последние годы. Земли здесь богатейшие, но им нужна вода. Воды избыток поблизости, в Семиречье, надо лишь придумать, как часть этих вод направить сюда, в засушливые и пустынные степи.
Вскоре у него появились единомышленники: агрономы, ирригаторы, которых тоже увлек этот необычный и дерзкий проект. Порой они ночи напролет фантазировали над картой будущей коммуны, что-то уточняли, много спорили. И были счастливы.
Бывший адъютант Фрунзе Сергей Сиротинский, оставшийся при нем помощником, отыскал где-то большую, страниц на двести, амбарную книгу, и Михаил Васильевич стал записывать в нее свои размышления по поводу обустройства будущей коммуны.
Но 10 сентября все эти планы Михаила Фрунзе в одночасье рухнули. В это день он получил телеграмму: «Немедленно выезжайте в Москву, назначаетесь командующим на другой фронт».
Вот и все! Вот и кончилась его мирная жизнь. Слишком рано расслабился. Туркестан – лишь один огненный очаг, который удалось погасить. А сколько их еще бушует по всей огромной России! На Дальнем Востоке хозяйничал атаман Семенов. С запада с лозунгом «от моря до моря», то есть, от Балтийского и до Черного, наступал пан Юзеф Пилсудский. На юге, в самом центре России, продолжались ожесточенные бои с войсками барона Врангеля. Это был, пожалуй, главный и самый опасный очаг войны. Выдохшийся в затяжных боях барон в последнее время резко изменил тактику и стал направлять все свои удары на Правобережье Днепра, с тем, чтобы двинуть свои войска на запад, на соединение с наступающим со стороны Львова Пилсудским. Юго-Западный фронт не справлялся с поставленными ему задачами. И советское командование вынуждено было принять решение об образовании еще одного фронта – Южного.
Фрунзе подумал: вероятнее всего, ему предстояло принять на себя командование этим фронтом.
Уже в поезде – а дорога от Ташкента до Москвы заняла несколько суток, – Михаил Васильевич подолгу сидел над картой Новороссии и, лишь приблизительно зная расстановку противоборствующих сил, пытался мысленно проникнуть в дальнейшие намерения Врангеля. Во всяком случае, Приазовье и Северную Таврию он изучил до самых мельчайших подробностей, что ему уже в скором времени очень пригодилось.