Таня постаралась расслабиться. Впервые в жизни она жалела, что не родилась Шурасиком. В мире магов вообще популярны философские загадки. Загадки же типа «два конца, два кольца, посередине гвоздик» являются исключительно изобретением лопухоидов. «Искренность, друзья мои, только искренность. Думайте сердцем, ищите всеобщее – то, что объединяет всех. Голова здесь дурной советчик», – нередко говаривал Сарданапал, сам любитель подобных ребусов.
На что-то смутно надеясь, Таня поднесла к глазу стеклышко Ноя и посмотрела сквозь него на Ицатву, но это не приблизило ее к разгадке. Ицатва остался Ицатвой – он не стал ни лучше, ни безобразнее.
– Останется мудрость! – осторожно сказала Таня и ушла в пол уже не по пояс, как Ягун, а по грудь. Это было понятно – ведь оставшаяся у них попытка – одна на двоих – была последней. При следующем неправильном ответе они с Ягуном окажутся заживо замурованными.
Ицатва же вновь не шевельнулся: лишь вопросительно приподнял одну бровь. Он терпеливо ждал последний ответ.
– Останется… память! – сказала Таня, желая лишь, чтобы все поскорее закончилось. Она была уверена, что это все, гибель. Но тут голова старца слетела с плеч Ицатвы и раскололась, ударившись о пол. Ицатву это мало обеспокоило. Вторая его голова даже не взглянула на осколки.
Таня же внезапно поняла, что увязает в граните всего лишь по пояс. Теперь разомкнула губы глиняная голова, голова молодой женщины. Вот только голос был все тем же.
– Что уродует самое красивое лицо и может превратить в неудачницу даже богиню Фортуну?
– Злоба. Зависть, – поспешно выпалил Ягун, разом использовавший две попытки.
На миг они вновь провалились в пол по грудь, а затем неведомая сила небрежно вытолкнула их из плена. Таня так и не успела понять, какой из двух ответов правильный. Но все равно благодарно посмотрела на Ягуна.
Глиняная голова скатилась на пол и разбилась. Но это был еще не конец. Теперь грозный голос звучал из утробы Ицатвы. Одновременно те две его руки, что лежали на бедрах, вытянулись вперед.
– Вы слишком часто отвечали неправильно. В этой руке у меня твое сердце. В другой – твое. Одно из сердец я верну, другое – раздавлю. Кто-то из вас должен остаться здесь и умереть, другой же сможет продолжить путь. Ну же, выбирайте: кому умереть?
– Мне! – быстро сказала Таня, вспомнив о флаконе с ядом. Не все ли равно – когда и как, если умереть все равно придется?
– Эх, мамочка моя бабуся! Нет, не тебе, мне! Я хочу! – заспорил Баб-Ягун.
Голос Ицатвы возвысился. Теперь он гремел как труба.
– Это окончательное решение? Я даю вам последнюю возможность. Будете упорствовать – погибнете оба. Ну же, кто готов принять жертву и остаться жить?
– Не я, – сказала Таня.
– Ну и не я! – заявил Ягун.
Они ожидали смерти, но вместо этого Ицатва сказал:
– Вы сделали правильный выбор. Я раздавил бы сердце того, кто смалодушничал, или два сердца, если бы смалодушничали оба… Теперь же мой черед уйти – так уж написано на роду! Слижите кровавую пену с моей шеи – и получите всю мою магию! Коснитесь губами капли пота на моем челе – и обретете мудрость. Вдохните мое последнее дыхание – и моя сила станет вашей.
Тяжелое тело Ицатвы покачнулось на горе костей и, внезапно распавшись на четыре части, скатилось вниз. Таня и Баб-Ягун осторожно приблизились. Теперь ничто уже не удерживало их. От Ицатвы пахло землей, глиной и еще чем-то. Похоже, он был когда-то вылеплен из грязи и глины, обложен камнем и обрызган кровью.
– Так как насчет его силы? Кто первый? – неуверенно спросил Ягун.
– Знаешь, тут явно какой-то подвох, – сказала Таня. – Пожалуй, нам лучше отказаться от его подарков. Я сомневаюсь, чтобы Дубодам предложил нам что-то бескорыстно.
– Угу… Слизывать пот мертвеца и кровавую пену… Я, конечно, гурман, но все же не до такой степени. В магическом мире подобные подарки принимает только полный чайник, – проговорил Ягун.
Тело Ицатвы вспыхнуло. Пламя метнулось к стене и охватило портьеру. За ней оказалась дверь из темного дерева. Ягун сильно толкнул ее, и она открылась с неприятным скрипом. Сразу за дверью начинался узкий коридор с темницами. Двери вздрагивали. Из-за некоторых раздавался глухой нечеловеческий рев и рычание.
Ягун осторожно заглянул в зарешеченное оконце. Там, в каменном мешке, метался худой длиннорукий человек с головой ягуара. Заметив Ягуна, он прыгнул на дверь и, рыча, принялся трясти ее, на всех живых и мертвых языках требуя крови.
Внук Ягге отскочил так поспешно, что налетел спиной на другую дверь, расположенную прямо за ним. В тот же миг чьи-то холодные пальцы, просунувшись сквозь прутья решетки, вцепились ему в шею. Пытаясь повернуть голову, Ягун увидел синее существо со складчатыми крыльями и огромной, точно котел, головой. Зубы в его распахнутой пасти скользили навстречу друг другу, как две цепи бензопил.
Играющий комментатор закричал и, рванувшись, освободился. При этом он неосторожно потянул к себе дверь. Она распахнулась. Упавший Ягун стал поспешно отползать. Он сообразил, что вырвавшееся чудовище сейчас кинется за ним. Но нет… Монстр действительно толкнулся было вперед, но не сумел переступить порог. Казалось, распахнутая дверь причиняет ему невыносимые страдания. Упав на колени, чудовище кое-как нашарило ручку и захлопнуло дверь в свою темницу. В окошко Таня видела, как крылатый полузверь бросился на каменный пол и замер – лишь вздрагивала его спина и сотрясались концы кожистых крыльев.
– Ягун, ты видел?
– Да, но я не понимаю, почему он… – хрипло начал внук Ягге.
– А я понимаю! Вообрази, какие муки узники испытывают снаружи, если камера – единственное место, где они хоть как-то могут от них укрыться!
Таня невольно подумала о Ваньке… Так вот почему Чума так насмешливо смотрела на нее, утверждая, что из Дубодама нельзя бежать. Здесь теряют не только годы, но также волю, память и жизнь.
Задыхаясь, Ягун растирал шею.
– Я прям зверею! В хорошее местечко они засунули нашего Ваньку!.. И он должен днем и ночью выслушивать все эти вопли и рычание! – пробурчал он.
– А откуда, кстати, взялись эти?.. – Таня даже толком не знала, как их назвать.