— Что с тобой?
— Врачи говорят, что я биполярна, что у меня периодически возникают фазы депрессии и безумия. Но я так не думаю.
— А что ты думаешь?
— Что в целом все хорошо.
— Но иногда это не так.
— Но иногда это не так… — повторила она, глядя куда-то за спины этих посетителей в белых халатах.
Нино потер рукой подбородок.
— Прости, что потревожили тебя своими вопросами.
— Ничего. Все в порядке.
— Но почему ты пыталась перерезать себе вены? Твоя мать сказала, что ты хотела быть медсестрой, это правда?
Клара Маре высоко подняла выщипанные черные брови.
— Я? Медсестрой? Я терпеть не могу уколы!
— Но твоя мать сказала, что ты записалась в школу мед…
— Да нет же! Я получила диплом бакалавра, а затем… поступила на факультет права… Я не знаю.
— Тогда почему ты хотела это сделать?
Женщина закашлялась.
— Я не знаю. Это должно быть записано в моем деле. Я была молодой… Я не помню.
Сириль побледнела.
— Ты не помнишь, почему хотела покончить с собой?
Клара посмотрела на нее.
— Да.
Как объяснить этой женщине, что она забыла причину своей попытки самоубийства, что иногда, пытаясь вспомнить, почему это произошло, она готова была биться головой о стену? Кларе хотелось, чтобы эти люди побыли с ней еще немного, но она чувствовала, что они уже получили то, что хотели, что они скоро уйдут и она никогда больше их не увидит.
И она принялась за нового крокодильчика. Этот будет черным с белым животом.
Сириль повернулась к Нино. Она, похоже, нашла кое-что общее между Кларой и Жюльеном Дома.
Усевшись в машину Нино, Сириль некоторое время молчала, наблюдая за людьми на бульваре. Нино не осмеливался даже дышать, опасаясь помешать ее размышлениям.
Вдруг Сириль воскликнула:
— Жюльен Дома позабыл причину своей травмы, Клара Маре — своей попытки самоубийства… Черт побери!
Нино закурил сигарету и опустил стекло. Сириль продолжала:
— Значит, им назначали лечение, целью которого было стереть из их памяти причину, по который они пытались покончить с собой! — Сириль нервно стучала пальцами по стеклу. — Невероятно!
Нино включил зажигание и выпустил дым в окно.
— Знаменитая секретная программа 4РП14? — насмешливо произнес он.
Сириль, все так же наблюдая за людьми на бульваре, впитала в себя эти слова, будто промокашка. На пешеходном переходе появились студенты с учебниками в руках. Внезапно она прекратила постукивать по стеклу и повернулась к медбрату.
— У тебя есть еще час времени?
Она почти кричала.
— Да.
Сириль указала в направлении Парижа.
— Поехали в Сент-Фе.
Когда они доехали до Парижа и проехали по его улицам, было уже 14.30. Нино припарковался возле больницы. Сириль за всю дорогу не произнесла ни слова. Она исследовала собственную память на предмет малейшего признака, способного подтвердить ее догадки и подозрения. Она почти бежала от главного здания к помещению, где размещался ее факультет. Нино следовал за ней по пятам. Они обогнули аудиторию имени Шарко с ее желто-грязными стенами и проникли в медицинскую библиотеку.
— Ты решила пересмотреть медицинскую литературу? — спросил Нино то ли в шутку, то ли всерьез.
Но Сириль была глуха ко всему, кроме своих мыслей. Они прошли через ворота безопасности, которые вот уже некоторое время не работали, и Сириль, ни секунды не колеблясь, направилась вглубь помещения. Она считала стеллажи. Дойдя до четвертого, повернула направо и окинула взглядом полки. Остановившись напротив ряда книг, она принялась просматривать заглавия.
— Ты заинтересовалась заболеваниями стопы? — спросил Нино, который ничего не понимал.
Сириль вздохнула.
— Я была уверена…
— В чем?
— Каждый раз, когда я думала об этом коде, 4РП14, я пыталась перенестись в атмосферу отделения того времени. Врач, написавший это, — Маньен или кто-то другой, неважно, — хотел обозначить что-то с долей неуместного юмора, как это обычно делается. А чем занимались врачи, когда находились вне больницы? Они приходили сюда, чтобы почитать или пофлиртовать со студентками интернатуры, которым хотелось, чтобы их заметили. Я отлично помню, что, выдавая какую-нибудь книгу, фиксировали своего рода код. Ряд и полку. Р и П! — Рассматривая книги по лечению заболеваний стоп, она пожала плечами. — Но я, видимо, ошиблась…
Засунув руки в карманы пальто, Сириль продолжала рассматривать книги. Она чувствовала запах старины — запах, который ненавидела. Чем больше ей вставляли палки в колеса, тем больше она злилась.
Она прошла по центральному ряду, рассматривая стеллажи.
— Генетика… В то время она здесь не стояла, — заметила она.
— Да?
— Она стояла в последнем ряду, поскольку являлась относительно новым направлением в психиатрии. Это теперь она в первых рядах.
— И что?
— Значит, здесь все переставили. Все книги переставили…
Молодой человек — впрочем, у него на голове уже виднелась лысина — сидел за стойкой, читая выпуск «Клетки». Сириль направилась к нему.
— Здравствуйте. Я врач и хотела бы получить некоторую информацию.
— Да?
— Когда вы переставляли книги в библиотеке?
Нино с восхищением смотрел на Сириль. Она отбросила скромность в сторону, вернув себе прежнюю напористость, которую он так хорошо знал! Он улыбнулся и мысленно пообещал купить ей несколько бокалов пива в ближайшем баре.
Студент пожал плечами.
— Не знаю. Нужно спросить у мадам Габовитц.
Сириль знала ее. Это была пожилая библиотекарь, полька по происхождению, акцент которой так и не исчез с годами.
— Что вы хотели узнать?
Кожа, волосы — все в этой женщине пожелтело. Но она оставалась все той же мадам Габовитц. Клон мастера Йоды. Решительная и строгая. Ничто не ускользало от ее внимания. И она не могла ошибиться.
— Здравствуйте, мадам. Я бывший интерн больницы. Я работала здесь до двухтысячного года. Я хотела бы узнать, как в то время были расставлены книги.
— Это вовсе несложно, мадмуазель. С тех пор ничего не изменилось.
— Ничего? Вы в этом уверены? А генетика?
— Ах да, действительно! Мы переставили генетику и мозговую визуализацию на первые две полки.
— То есть вы переместили книги с этих двух стеллажей?