— Вот.
Гэрретт и я уставились на монитор, напрягая слух.
— Она красива, — промолвил Морленд. — Похожа на своего отца и на меня.
Мелисса молчала.
— Видите маленькую родинку на ее икре? У меня такая же родинка. Это знак принадлежности к Морлендам.
— Нет! — сказала Мелисса.
Что он делал?
— Я хочу взять ее на руки.
— Я сказала — нет.
— Хорошо, — согласился Морленд, — не буду ее будить. Могу я, по крайней мере, ее сфотографировать, чтобы показать Келли?
— Я бы предпочла, чтобы вы этого не делали, — вздохнула Мелисса.
— Только одно фото?
Ее молчание было воспринято Морлендом и мной как знак согласия. Я услышал щелчок цифровой камеры.
— Я хочу посмотреть на нее еще несколько минут.
— Только смотрите.
Я поставил стакан со льдом на кофейный столик и приготовился подняться наверх. Мои руки дрожали, и я сжал кулаки, чувствуя себя на грани потери контроля. Если бы он сказал что-нибудь еще, сделал еще один снимок, прикоснулся к ней…
— Пожалуйста, миссис Мак-Гуэйн, — заговорил судья. — Не делайте ситуацию еще более трудной.
— Она мой ребенок, — сказала Мелисса, — а вы хотите забрать ее у меня.
— Я понимаю, что́ вы должны чувствовать, — мягко произнес он.
Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Уже давно я не был так зол. Я снова подумал о кольте 45-го калибра. И я знал, что мы с Мелиссой входим в новый мир, где все по-другому.
Я заметил, что Гэрретт наблюдает за мной с ухмылкой на лице.
— Что вы собирались делать? — спросил он.
— Ничего, — ответил я.
— Как бы не так!
— Вы не хотите посмотреть на ребенка? — осведомился я.
— Нет, — сказал он, лениво скривив губу.
— Подпишите бумаги!
— У вас приятная жена, — промолвил Гэрретт. — Мне она нравится.
Его насмешливое поведение сменилось равнодушным, когда Мелисса и Морленд спустились по лестнице. Он смотрел не на отца, а на Мелиссу.
— Может быть, я приду к вам посмотреть игру «Бронкос», — сказал Гэрретт.
— Что? — Я снова был ошеломлен.
— Вероятно, мне следует познакомиться с вами поближе, — продолжал он, все еще глядя на Мелиссу.
Я не знал, как на это реагировать. По лицам Мелиссы и Морленда я понял, что они не слышали наш диалог.
Морленд остановился на площадке и пожал Мелиссе руку.
— Благодарю вас, — сказал он. — Она очаровательна.
— Да, — отозвалась Мелисса, невольно улыбнувшись, и добавила: — И она наша.
— Это нам предстоит решить.
— Нет, — возразила Мелисса. — Решать тут нечего.
Я восхищался ее твердостью. Нет — и все тут.
— Пошли, Гэрретт. — Морленд повернулся к нам. — Спасибо за кофе. Было приятно с вами познакомиться.
Гэрретт допил свою кока-колу и передал мне пустую банку, позволив Морленду пройти вперед. На его лице было выражение, как будто он не верил своей удаче.
— Что? — спросил я.
Уголки его рта приподнялись, а зрачки расширились так, что я почти услышал, как он говорит себе: «Теперь вы у меня в руках, верно? Вы не осмелитесь сказать или сделать ничего, что могло бы меня разозлить, иначе я не подпишу бумаги».
Потом он широко улыбнулся, и у меня по спине пробежал холодок.
— Сын? — Морленд открыл парадную дверь, и Гэрретт вышел, бросив взгляд на меня.
— Позже, — кинул на ходу он.
Морленд обратился к Мелиссе:
— Мне нужно подумать. Вы очень симпатичные люди. Но…
Снова это «но»!
— Обстоятельства дела абсолютно ясны. Я просматривал кодекс законов о семье и встречался с друзьями, которые специализировались на них. Биологическая мать подписала отказ от родительских прав, но отец — Гэрретт — нет. Следовательно, он должен быть опекуном ребенка. Никакой суд это не опровергнет. Тем не менее я все еще чувствую, что мы можем договориться. Очевидно, что вы любите девочку и действуете ей во благо. Вероятно, вы сможете посещать ее иногда и быть частью ее жизни, как тетя и дядя. Но факт в том, что в ребенке течет наша кровь и по закону дитя принадлежит нам. От этого никуда не деться. Кровь есть кровь, а закон есть закон. Любой судья может убедиться, что у нас есть средства заботиться о девочке и чудесная домашняя обстановка.
— Что это значит? — спросила Мелисса. — Что у нас этого нет?
— Конечно, вы делаете все, что в ваших силах, — не без сочувствия отозвался Морленд.
— Мы любим Энджелину! — В голосе Мелиссы слышались панические нотки.
Джон Морленд кивнул и поджал губы.
— Подумайте о том, чтобы Гэрретт подписал бумаги, — сказал я. — Вы говорите, что мы можем усыновить другого ребенка, а он должен принять на себя ответственность. Так может сделать иначе — Гэрретт будет иногда посещать ее и быть дядей?
Я почувствовал, как в меня впились глаза Мелиссы. Она не хотела иметь ничего общего ни с кем из них.
— А, компромисс. — Морленд приподнял руку, словно провозглашая за меня тост без бокала. — Вряд ли это произойдет. Надеюсь, мы сможем решить это между собой, без продолжительной судебной тяжбы, которую вы, безусловно, проиграете. Это сделало бы все эмоционально труднее для вас и для ребенка. Фактически это было бы жестоко в отношении девочки, так как исход совершенно ясен, а ваша способность платить адвокатам ограничена.
Я знаю, что у вас голова идет кругом. Но мое предложение остается в силе. Для усыновления есть другие дети, и я в состоянии помочь вам с этим. Существуют тысячи детей, которые могли бы расти и быть любимыми в таком доме, как ваш. Давайте поговорим о времени. Хотя мы имеем все права требовать ребенка немедленно, это было бы безжалостно. И мы хотим избежать сцены с автомобилями шерифа, подъезжающими к вашему дому, чтобы забрать ребенка силой. Поэтому мы даем вам три недели, чтобы сказать «до свидания», — до конца месяца. Сегодня воскресенье. Это должно дать вам достаточно времени, чтобы начать процедуру нового усыновления — с моей помощью — и попрощаться с ребенком. Я уже уведомил шерифа о дате, и он со своей командой готов действовать. Пожалуйста, не принуждайте его к этому. Сожалею, но это лучшее, что мы можем сделать. Три недели.
Гэрретт стоял с непроницаемым лицом, не позволяющим прочесть его мысли.
— Ну, — сказал Морленд, — мы лучше поедем. Догадываюсь, вы будете смотреть «Бронкос». По крайней мере, в этом мы с вами сходимся.
Он закрыл за собой дверь. Мелисса присоединилась ко мне у окна. В комнате, казалось, не хватает кислорода. Мы наблюдали, как Гэрретт опустился на пассажирское сиденье и захлопнул дверцу, глядя перед собой. Прежде чем потянуться к ручке дверцы, Морленд посмотрел на наш дом, словно принимая решение, которое причиняет ему боль. Он выглядел виноватым и в то же время решительным. У меня упало сердце. Я знал, что он никогда не изменит своих намерений.