Но он еще не мог уехать. Мой друг Коуди выбрал этот момент, чтобы подъехать к нашему дому в своей полицейской «краун-виктории», и блокировал машину судьи на подъездной аллее. Судья стоял, уставясь на него. Коуди вышел из автомобиля и открыл багажник с неизменной сигаретой во рту. Я слышал громкие звуки музыки кантри по его радио. Коуди достал мощную дрель, которую позаимствовал несколько месяцев назад и наконец решил вернуть, вместе с упаковкой двенадцати бутылок дешевого пива и повернулся к дому. Тогда он увидел судью.
Я не мог слышать их слов, но Коуди, очевидно, извинялся. Он бросил дрель и пиво в багажник и быстро дал задний ход, пропуская судью и Гэрретта.
Мелисса ничего этого не видела, она прятала лицо на моей груди.
— Это не может произойти! — вскрикнула она.
— Знаю.
Мелисса отстранилась и посмотрела на меня. Я никогда не видел на ее лице такой маниакальной убежденности.
— Поклянись мне, Джек, что ты сделаешь все возможное, чтобы спасти от них нашего ребенка!
Я кивнул, крепче прижав ее к себе.
— Поклянись!
— Клянусь. — Внутри меня словно полыхал огонь.
Коуди вошел в парадную дверь. Его рыжеватые волосы были растрепанными, а свитер — грязным.
— Господи, надеюсь, что судья не узнал меня. Я не должен использовать машину, когда не на дежурстве. Что он здесь делал? Эй, что не так с вами обоими? Вы выглядите, как будто увидели призрака.
Из другой комнаты мы услышали по монитору, как шевелится Энджелина. Она зевнула, вздохнула, и кроватка скрипнула, когда она попыталась сесть. Девочка сказала:
— Ма…
Этим вечером, спустя две минуты после начала первой четверти игры «Бронкос», я услышал глухое бормотание автомобильного мотора на нашей подъездной аллее. Мелиса наверху купала Энджелину.
В дверь позвонили.
На пороге стояли трое: Гэрретт, молодой латиноамериканец, покрытый татуировками и похожий на гангстера, и тощий рыжий субъект, одетый в том же стиле «хип-хоп», что и латиноамериканец. Ярко-желтый «хаммер» Гэрретта был припаркован на аллее, выглядя как мускулистый дядюшка моего «джипа-чероки».
— Привет, — фамильярно поздоровался Гэрретт. — Надеюсь, вы не возражаете, что я привел моих друзей Луиса и Стиви?
Я ничего не сказал.
— Проблема? — спросил он.
Стиви ухмыльнулся.
— Привет, amigo, [2] — сказал Луис и кивнул мне.
Гэрретт и Луис уселись на той же кушетке, которую Гэрретт занимал ранее в этот день. Стиви сел на валик. Его поведение указывало, что он довольствуется в троице подчиненным положением. Трое парней смотрели игру молча, без единого комментария. Но они не выглядели скучающими — скорее настороженными — и ничего не упускали, наблюдая, как Мелисса спустилась по лестнице, прошла в кухню и закрыла дверь. Взгляд, который Гэрретт бросил на Луиса, казалось, спрашивал: «Видишь? Что я тебе говорил?»
Луис был ниже и смуглее Гэрретта, с тупой физиономией мопса, которая выглядела так, словно по ней колотили молотком. Он был облачен в белую майку, клетчатую рубашку с длинными рукавами слишком большого размера и широкие штаны. У него были коротко остриженные черные волосы, тусклые черные глаза и татуировка на шее под подбородком — «Сур-13». Тяжелые и массивные башмаки без шнурков выступали вперед. Стиви также носил одежду большего размера и красную бандану на голове. Но его стрижка, безупречные зубы и дорогие кроссовки выдавали богатенького мальчика, претендующего на роль гангстера. Я легко представлял Стиви в качестве друга Гэрретта. Но Луис напоминал настоящего уголовника и не слишком подходил к их компании.
Во время рекламы лечения эректильной дисфункции я спросил:
— Гэрретт, вы хотите о чем-то поговорить со мной?
Он посмотрел на меня:
— Да, хочу.
Я кивнул, поощряя его.
— Я бы хотел выпить чего-нибудь холодного. Та кока-кола подошла бы. Думаю, мои друзья ко мне присоединятся.
— Я хочу пива, приятель, — усмехнулся Луис, показывая золотые зубы.
— Я тоже, — сказал Стиви с легким — и фальшивым — мексиканским акцентом.
Я покачал головой. Невероятно!
— Может быть, какие-нибудь закуски, — добавил Гэрретт. — Чипсы с соусом? Вы не закусываете во время игры?
— Мы всегда закусываем, — сказал Луис.
Я выругался сквозь зубы и пошел за напитками. Ни пива для Луиса и Стиви, ни чертовых закусок. Возвращаясь в гостиную, я слышал, как они усмехаются. Мне пришлось закрыть глаза и задержать дыхание, чтобы справиться с гневом.
Во время третьей четверти я спросил Гэрретта, думал ли он о том, чтобы подписать бумаги.
— Не думал, — ответил Гэрретт. — Вам надо поговорить об этом с моим отцом.
Я заметил очередную усмешку на лице Луиса.
— Он всегда говорит за вас?
— В данном случае — да.
— Почему?
Гэрретт встретился со мной взглядом, и я ощутил холодок.
— Мы заключили соглашение, — сказал он.
Прежде чем я успел спросить, что это за соглашение, Мелисса вышла из кухни, чтобы подняться наверх и лечь спать. Глаза и внимание Гэрретта тут же переключились на нее.
Одновременно из кухни проковылял Харри, наш старый лабрадор. Гэрретт отпрянул к стене.
— Он безобидный, — улыбнулся я. — Харри любит всех.
— Не могли бы вы убрать его? — попросил Гэрретт.
— Конечно, — озадаченно ответил я. Меня всегда удивляет, когда кто-то не любит собак.
Я выпустил Харри на задний двор. Парни не двигались — на лице Гэрретта было написано отвращение.
— У кого-нибудь аллергия? — спросил я.
— Нет. — Гэрретт произнес это тоном, дающим понять, что он больше не желает обсуждать эту тему.
— Он не любит собак, — сказал Луис. — А у меня их четыре. И все бойцовые, приятель. С моими собачками шутки плохи.
— Не возражаете, если я воспользуюсь вашей ванной? — спросил Гэрретт.
— Она наверху слева, — ответил я, думая, не хочет ли он взглянуть на Мелиссу в спальне Энджелины. Но Гэрретт быстро вышел. Когда он поднимался, Луис сказал:
— Я следующий, приятель.
Когда наверх отправился Луис, я повернулся к Гэрретту, игнорируя Стиви.
— Что вы от нас хотите? Почему вы привели сюда своих друзей? — Я знал, что сжимаю подлокотники кресла слишком сильно.
— Вы что, не любите мексиканцев? — невинно осведомился Гэрретт. — Луис заставляет вас нервничать?