— Они нарисованы?
Джек пожал плечами:
— Тебе кажется, что они выглядят как нарисованные?
— Нет, скорее как фотографии.
— Ты все еще полагаешь, что я выпил слишком много?
Дюпре отрицательно покачал головой:
— Я бы сказал, что ты выпил недостаточно много.
Эмерлинг подал голос:
— И ты все еще собираешься рассказывать мне, что пришел сюда, потому что тебя беспокоят еноты, или ты тоже что-то почувствовал?
Дюпре вздохнул:
— Ничего особенного, только какое-то смутное беспокойство. Я не могу описать это, скажу лишь, что это носится в воздухе, как будто собирается электрический разряд перед бурей.
— Это самое достойное описание из всех, которые мне доводилось слышать. Другие люди тоже почувствовали это; конечно, в основном старики. Подобное происходит не в первый раз. Такое случалось и раньше, во времена твоего отца.
— Когда?
— Незадолго до исчезновения Джорджа Шеррина. Но это было не совсем так, как теперь. Напряжение тогда нарастало быстро, в течение одного-двух дней, а потом так же быстро спадало. То, что происходит сейчас, — совсем другое. Оно продержится долго.
— Как долго?
— Месяцы, я бы сказал. Но оно нарастает так постепенно, что многие люди не замечали его до этого момента, а кое-кто не замечает и теперь.
— Но вы-то заметили?
— Я чувствовал что-то такое. И позавчерашний несчастный случай подтвердил мои подозрения; а еще то, что сказала дочь Лотера перед смертью.
— Она была в агонии. Она сама не понимала, что говорит.
— Я в это не верю. Думаю, что и ты тоже.
— Она говорила о мертвых.
— Знаю.
Дюпре подошел к окну маленького служебного помещения и взглянул на Айленд-авеню. Все было тихо, но неспокойно. Было похоже, что поселок замер в ожидании взрыва из-за какого-то давнего полузабытого конфликта, или, возможно, это были лишь ощущения напуганного полицейского, пьяницы-художника и старого романтика, которые старались навязать невинному миру собственную интерпретацию событий и явлений.
— Люди умирали на острове и раньше, некоторые из них довольно жестоким образом, — заметил Дюпре. — У нас были аварии и столкновения машин, пожары, даже одно или два убийства. Вы думаете, что все жертвы видели призраков, перед тем как умереть?
— Возможно.
Эмерлинг сделал паузу.
— А я думаю, что нет.
— Тогда почему именно дочка Лотера, и почему сейчас?
— Твой отец рассказывал тебе об острове?
Дюпре кивнул в сторону Джека. Он помнил, как поднимал старика с порога его дома, после того как Дэнни Эллиот нашел его с глубокой кровоточащей раной на голове. Джо был сердит на художника, возможно, потому, что видел в нем некоторые из своих старых пороков, но в основном потому, что он напугал мальчика. А сейчас он должен обнажить перед ним ту часть своей души, которую держал в тайне от всех остальных. Джек, как бы долго он ни прожил на острове, все равно был здесь пришельцем, посторонним.
Эмерлинг догадался, о чем он думает.
— Ты беспокоишься насчет Джека? Тогда я избавлю тебя от сомнений: он гораздо тоньше чувствует это место, чем те, у кого деды и прадеды похоронены на островном кладбище. Я думаю, ты можешь открыто говорить в его присутствии.
Дюпре поднял руки в жесте отчаяния.
— Я понимаю, — сказал Джек. — Никаких сильных чувств при посторонних.
— Отец рассказывал мне, — начал Дюпре. — Он рассказывал мне историю каждой семьи, с самого начала, с первого дня. Он заставил меня запомнить все это. Он рассказывал мне о резне и новом поселении, которое появилось позже. Рассказывал и о Джордже Шеррине, и о том, почему, с его точки зрения, тот был захвачен ими. Отец рассказал мне все об этом. Я никогда не понимал всего полностью, и, пожалуй, даже не верил в некоторые из его историй.
— Но он пытался объяснить тебе?
— Да. Он объяснял мне то, во что сам верил. Он верил, что это место всегда было необычным. Индейцы жили на всех островах залива задолго до того, как появились белые, но на этом острове они по каким-то причинам не селились.
Эмерлинг прервал его:
— У них были достаточно серьезные причины не приезжать сюда. Остров, конечно, большой, но слишком далек от материка, а у них были только каноэ, чтобы добраться сюда и выбраться отсюда. Вот, собственно, и вся причина.
— Ну, ладно. Как бы там ни было, позже появились поселенцы, — продолжил Дюпре, — и все они были убиты. Мой отец думал так же, как его отец: то, что произошло с ними, повлияло на характер самого острова: он оказался запятнанным кровью, и некоторые следы, какие-то воспоминания о тех событиях запечатлелись навсегда. Следы страшного прошлого никогда не исчезали. Что-то из этого осталось на острове, как отметка на камне. А теперь наступило относительное затишье, своего рода баланс, и все, что угрожает его нарушению, должно быть устранено. Если только это не... — Он выпил остатки чая. — Если только это не имеет отношения к поддержанию равновесия, еще что-то на острове будет действовать собственными методами. Мой отец считал, что остров или что-то на нем нашло свой способ очищать себя от того, что может стать для него угрозой. В этом ключ к пониманию того, что произошло с Шеррином. Он был своего рода отравой для мира, и остров позаботился о нем. Мой отец верил в это.
Дюпре закончил и посмотрел на листья чая, оставшиеся на дне его чашки. Все это звучало абсурдно, но он помнил, какое выражение лица было у его отца, когда тот рассказывал ему историю острова. А ведь отец не был суеверным человеком. В действительности он был самым большим реалистом и самым умным из всех, с кем Джо когда-либо приходилось встречаться. Фрэнк Дюпре был человек такого сорта, который таскает повсюду с собой садовую лесенку, чтобы показать остальным, более доверчивым людям что-то наверху, сам при этом оставаясь на земле.
Эмерлинг подлил себе еще немного чая, потом предложил чайник Дюпре. Полицейский отказался.
— Кстати, почему ты вообще пьешь его?
— Он действует на меня успокаивающе, — ответил Эмерлинг.
После паузы Дюпре передумал и снова наполнил свою чашку, а почтмейстер подлил еще чая в чашку Джека и свою.
— Твой отец знал, что это необычное место. — Эмерлинг сделал глоток. — Мы иногда разговаривали с ним об этом, и оба пришли более или менее к одним и тем же выводам. Иногда дурные дела случаются в каком-то месте, и оно после этого уже не может полностью оправиться. Память о них не исчезает. Некоторые люди особенно восприимчивы к таким вещам, некоторые нет. Однажды я читал, что Томми Ли Джонс — актер, ты знаешь, — жил в коттедже, где Мэрилин Монро совершила самоубийство, или была убита, или с ней произошло еще что-то, и она покинула наш мир. Но Томми Ли Джонса это обстоятельство нисколько не беспокоило. Он не из той породы людей, судя по тому, что я прочел. Однако, что касается меня лично, не думаю, что я смог бы жить в такого рода месте, зная, что там когда-то произошло. Я уверен — может быть, это глупо, — что нечто из прошлого так и осталось здесь, как влага, впитанная этими стенами.