Он сдернул удавку, давая Фолкнеру свободно упасть на пол. Медленно поднявшись, проповедник заковылял к своей шконке, с сиплым придыханием потирая жгучий ободок на шее. Дождавшись, когда шаги караульного стихнут, он, осмотрительно держась от решетки подальше, продолжил молиться сидя.

Не меняя позы, он вдруг напряг глаза: какое-то шевеление на полу привлекло его внимание. Посидев так некоторое время, старик вскочил, резко топнул ногой и, покрутив ботинком, стер с подошвы остатки паука.

— Эх, мальчик, — прошептал он при этом, — я же предупреждал. Говорил, что надо держать питомцев под присмотром.

Рядом раздался звук, похожий то ли на шипение пара, то ли на выдох того, кто с трудом сдерживает гнев.

А у себя в камере, вспоминая подзабытый запах сырой земли, шевелился в полусне Сайрус Нэйрн. Гам в его голове пополнился еще одним голосом. Начиная с того времени, как по соседству обосновался проповедник и двое заключенных начали меж собой доверительное безмолвное общение, этот голос возникал все регулярнее. Сайрус и сейчас поприветствовал незнакомца, чувствуя, как тот запускает в его ум вкрадчивые щупальца, устанавливая свою волю и заглушая остальных.

— Здравствуй, — услышал Сайрус в голове собственный голос — тот, который уже долгие годы не слышал больше никто, — и по привычке продублировал слова движениями пальцев.

— Здравствуй, Сайрус, — отозвался гость.

Заключенный улыбнулся. Он толком не знал, как звать визитера, поскольку у того была уйма имен, причем старых, многие из которых Сайрус раньше не слышал. Но чаще остальных он пользовался двумя.

Иногда он звал себя Леонардом.

Обычно же представлялся как Падд.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Тем вечером, когда я раздевался, Рэйчел молча смотрела на меня.

— Расскажешь, как все было? — спросила она наконец.

Я лег с ней рядом и почувствовал, как она придвинулась, животом коснувшись моего бедра. Я положил на нее руку, пытаясь ощутить маленькую жизнь внутри.

— Как самочувствие? — спросил я вместо ответа.

— Замечательно. Утром только потошнило немножко. — Она широко улыбнулась и ткнула меня в бок. — А потом я зашла и тебя поцеловала!

— Прекрасно. Это доказательство твоей личной гигиены: я не обнаружил ухудшения.

Рэйчел как следует ущипнула меня за бок, после чего подняла руку и взъерошила мне волосы.

— Ну и? Ты так и не ответил на вопрос.

— Он хочет, чтобы я, точнее, мы — тебя ведь тоже вызовут — отозвали дело и отказались от своих показаний. За это он обещал оставить нас в покое.

— Ты ему поверил?

— Нет. А если бы и да, это все равно ничего не изменило бы. Стэн Орнстедт сомневается в моей пригодности как свидетеля, но, по-моему, он просто нервничает; во всяком случае, на тебя все эти сомнения не распространяются. Свидетельствовать нам придется все равно, хотим мы того или нет. Только у меня ощущение, что Фолкнера наши показания особо не волнуют, он вполне уверен, что после рассмотрения дела выйдет под залог. Я даже не понимаю, зачем он вообще меня звал; разве что позлить. Может, подыхает со скуки в тюрьме, вот и решил развлечься.

— И ты его развлек?

— Слегка. Было и еще кое-что: в камере у него сущий ледник. Ощущение такое, Рэйчел, будто старик втягивает любое тепло, какое только есть вокруг. И одного охранника он будто специально шантажировал связью с местной девчонкой.

— Болтовня?

— Нет. Охранник отреагировал как на пощечину. По Фолкнеру, та девчонка несовершеннолетняя, охранник мне потом сам подтвердил.

— Что думаешь делать?

— С девчонкой? Я попросил Орнстедта что-нибудь предпринять. Это все, что я могу.

— Так что ты в итоге скажешь насчет Фолкнера? Он экстрасенс, да?

— Нет, не экстрасенс. Мне даже слова подходящего не подобрать. Прежде чем я ушел, он в меня плюнул. Попал, кстати, прямо в рот.

Тело Рэйчел непроизвольно напряглось.

— Вот-вот, я чувствую то же самое. Никакой зубной пасты не хватит, чтобы вычистить.

— И зачем же он это сделал?

— Сказал, помогает мне лучше видеть.

— Видеть что?

А вот этот предмет был поистине деликатный. Я ей тогда чуть не рассказал — и о черном авто, и о тварях на тюремных стенах, и о встреченных ранее неприкаянных детях, и о Сьюзен с Дженнифер, приходящих ко мне из каких-то потусторонних мест. Распирало желание выложить все подчистую, но сделать это я не решался — с чего, казалось бы? Рэйчел, видимо, что-то ощущала, но предпочитала не спрашивать. А если б и спросила, что бы я ответил? Я ведь толком не знал природу этого своего дара. И не хотел даже думать о том, что сам каким-то образом притягиваю эти души.

Черный автомобиль был из другой оперы. Он не сон и не явь — как будто что-то, державшееся прежде в мертвой зоне зрения, вдруг выплыло на вид, став зримым за счет неуловимого смещения фокуса. По причине, для меня самого непонятной, я почему-то считал, что тот автомобиль, настоящий он или воображаемый, прямой угрозы не представляет. Цель его была неопределенной, символизм — расплывчатым. И все равно мысль, что скарборская полиция будет приглядывать за домом, немного успокаивала, хотя маловероятно, что полисмены вдруг доложат о замеченном ими черном «кадиллаке купе де виль».

Был еще вопрос о Роджере Бауэне. Столкновение с ним ничего хорошего не сулит, но все же хочется на него взглянуть. Пожалуй, стоит немного порыться — вдруг да прольется свет на прошлое этого субъекта. Я остро ощущал цепь событий, в которой дело Эллиота Нортона было пусть и нечетким, но все-таки звеном. В совпадения я особо не верил. Мне доводилось убеждаться: то, что выглядит как совпадение, на самом деле сигнал, который тебе посылает сама жизнь: приятель, ты смотришь на что-то недостаточно внимательно.

— Он думает, что с ним разговаривают мертвые, — сказал я наконец. — И еще, что над Томастонской тюрьмой витают деформированные ангелы. Он хотел, чтобы это видел и я.

— И ты увидел?

Я посмотрел; улыбки на лице Рэйчел не было.

— Увидел воронов, — ответил я. — Здоровенных, прямо-таки скопище. И пока ты не решила отселить меня на ночь в отдельную комнату, добавлю: видел их не я один.

— Я нисколько и не сомневаюсь, — сказала Рэйчел. — Что бы ты мне о том старике ни рассказал, ничему не удивлюсь. Он и взаперти действует так, что у меня мурашки по коже.

— Я могу не уезжать, — сказал я.

— Мне не нужно, чтобы ты оставался, — ответила на это Рэйчел. — Я не об этом. Скажи прямо: мы рискуем?

Я подумал.

— Да нет, пожалуй. В конце концов, до подачи его юристами ходатайства о выходе под залог ничего такого не произойдет. Это уже потом надо будет что-то придумывать. А пока полиция в роли ангела-хранителя — это просто мера предосторожности. Хотя и полиции не повредит некая негласная поддержка.