«Хай-поинт» под его рукой сработал бы, если бы он столкнулся с неприятностью на улице, но «иок-23» он нянчил, как дитя. Пистолет попал к нему от того малого, которого с позором выгнали из полиции Южной Каролины из-за дела о коррупции. Теперь он успешно продавал огнестрельное оружие совсем иным клиентам. У него не было повода жаловаться. Заряженный патронами «40 С энд В», пистолет предназначался для убийства. Джи-Мэк вытащил «хай-поинт» из кобуры и теперь держал по пистолету в каждой руке. Рядом с «глоком» стало ясно, каким куском дерьма в действительности был «хай-поинт», но Джи-Мэка это не слишком беспокоило. Речь шла о жизни или смерти, и два пистолета всегда лучше, чем один.
* * *
Мы прибыли в Хантс Поинт незадолго до полуночи.
В девятнадцатом столетии в Хантс Поинте селились семьи богатых землевладельцев, но число обитателей этого места постепенно увеличивалось, пополняясь городскими жителями, завидующими роскоши, доступной первоначальным поселенцам Поинта. После Первой мировой войны по Южному бульвару проложили железнодорожную ветку, и особняки уступили место многоквартирным домам. Сюда начал перебираться городской бизнес, привлеченный наличием места для развития и доступной близостью к Трай-Стэйт. Бедняки и семьи рабочих, почти шестьдесят тысяч человек, две трети населения, только в семидесятых годах были выдавлены отсюда, поскольку репутация Хантс Поинта росла в деловых кругах. Это привело к открытию нью-йоркского производительного рынка в 1967 году и Хантспоинтского мясного рынка в 1974-м. Здесь торговали автомобильными стеклами, вторичным сырьем, размещали перерабатывающие предприятия, склады, коммерческие склады отходов производства и, конечно, большие рынки, к которым подъезжали и от которых отъезжали грузовики, иногда по ходу дела обеспечивая проституток небольшим заработком. Почти десять тысяч человек все еще продолжали жить в этом районе, и по их инициативе для регулирования движения автотранспорта здесь появились светофоры, изменились маршруты проезда грузовиков. Благодаря их же стараниям высаживались новые деревья, был создан парк вдоль берега.
Им хотелось постепенно облагородить этот осколок Южного Бронкса и создать нормальную среду обитания для себя и для будущих поколений, но, на их беду, они жили на перекрестке, куда свозились все отходы производства, макулатура и даже весь мусор, которым ежедневно обеспечивал славный город Нью-Йорк. Здесь, на этом небольшом полуострове, нашли место две дюжины станций по переработке отходов, и половина всего этого гниющего мусора и большинство нечистот завершали свой жизненный цикл именно здесь.
Когда я подъехал, улицы были забиты машинами, женщины фланировали между ними на нелепо высоких каблуках, в одежде царил откровенный минимализм. Представлены были все возможные формы, все возможные возрасты, все возможные цвета. В этом смысле Поинт олицетворял собой равенство. Некоторые женщины при движении тряслись так, как если бы демонстрировали заключительные стадии болезни Паркинсона, дергаясь и переминаясь с ноги на ногу, но пытаясь удержать позвоночник прямо. На местном жаргоне это называлось танцом хлыста. Две девицы на Лафайет ели бутерброды, которыми их снабжала благотворительная организация по работе с ночными труженицами, а также обеспечивала их медицинским обслуживанием, презервативами, чистыми иглами и, если удавалось, даже продуктами. Их головы постоянно вращались, так как нельзя было ни на минуту выпустить из поля зрения ни сутенеров, ни джонсиков, ни полицейских.
Я направился в «Грин Мил» ждать остальных. «Грин Мил» был легендарным ресторанчиком в Хантс Поинте. Просуществовав на этом месте многие десятилетия, он оставался основным местом отдыха для промерзших сутенеров и усталых проституток. Когда я попал туда, было относительно тихо, так как бизнес на улицах был в полном разгаре. Парочка сутенеров сидели у одного из окон, просматривая копию журнала «Райдс» и обсуждая относительные достоинства различных сцеплений. Я выбрал место около двери и стал ждать. Мое внимание привлекла темноволосая молоденькая девчушка в одной из кабинок.
Ее короткое черное платье мало чем отличалось от комбинации. Я видел, как несколько женщин вошли в ресторанчик и передали ей деньги, а затем ушли. Когда ушла последняя, девчушка закрыла небольшой кошелек с деньгами и тоже покинула ресторан. Но примерно минут через пять вернулась, и все повторилось сначала.
Как раз вскоре после очередного ее возвращения, ко мне присоединился Эйнджел. Он оделся подобающе случаю, если такое вообще практически возможно. Джинсы, сильно потертые, замызганные больше обычного. При взгляде на куртку можно было предположить, что ее сняли с какого-то погибшего байкера, не страдавшего борьбой с антисанитарией.
— Мы нашли его.
— Где?
— В переулке, в двух кварталах отсюда. Сидит в «додже», слушает радио.
— Один?
— Похоже, да. Вон та девчонка, у окна, вроде как деньги ему носит раза два за час, но, кроме нее, около него нет никого, часов с десяти.
— Считаешь, вооружен?
— На его месте я бы вооружился.
— Он не знает о нас.
— Он знает о ком-то. Луис говорил с Джекки О.
— С этим старым хронометром?
— Точно. Достопочтенный ветеран и навел нас на мысль. Он считает, Джи-Мэк знает, как сильно ошибся, и знает это с той самой ночи, когда перед ним предстала Марта. Изнервничался слишком.
— Странно, почему он все еще здесь.
— Джекки О думает, сбежал бы, если бы мог. У него скудный запас: судя по всему, потратил все на фасонную тачку, а друзей у него никаких нет.
Душераздирающая история.
— Я так и предполагал, что ты ему посочувствуешь. Плати прямо в кассу. Оставишь на столе, кто-нибудь свистнет.
Я заплатил за кофе и последовал за Эйнджелом.
Девчонку мы перехватили в тот момент, когда она свернула в переулок. Свой «додж» сутенер припарковал за углом, за большим домом из коричневого кирпича. Какое-то время мы оставались вне поля его зрения.
— Эй, — обратился я к ней.
— Не сегодня.
Она попыталась обойти меня. Я схватил ее за руку. Ее рука буквально утонула в моей ладони, мне пришлось плотно сомкнуть пальцы, чтобы она не выскользнула. Девчонка открыла рот, чтобы закричать, но Луис рукой сжал ей челюсть, и мы переместились в тень.
— Успокойся. Ничего плохого мы тебе не сделаем. — Я показал ей свою лицензию, но не дал достаточно времени на запоминание деталей. — Я следователь. Понимаешь? Мне всего-то нужно переговорить с тобой.
Я кивнул Луису, и он осторожно разжал ей рот. Девчонка кричать больше не пыталась, но он держал руку наготове на всякий случай.
— Как тебя зовут?
— Эллен.
— Ты — одна из девочек Джи-Мэка?
— И что?
— Откуда ты?
— Из Абердина.
— Ты и миллион других фанаток Курта Кобэйна. А если серьезно, откуда?