— Ты пытаешься сейчас убедить меня, будто поверил ему?
— Какое это имеет значение? — Джи-Мэк посмотрел Луису прямо в лицо.
Впервые за все годы знакомства с Луисом мне показалось, что он теряет контроль над собой. Я видел, как он поднял пистолет и его палец напрягся на спусковом крючке. Я вытащил руку и остановил его, чтобы предотвратить выстрел.
— Если убьешь его, мы ничего больше не узнаем.
Пистолет продолжал сопротивляться нажиму моей руки еще пару секунд, затем замер.
— Как его зовут? — сказал Луис.
— Он не называл себя. Мерзкий, жирный урод, от него жутко разило. Я и видел-то его только один раз.
— Он назвал телефон, место, чтобы связаться с ним?
— С ним был другой, тот называл. Худой такой тип, весь в синем. Он пришел ко мне, после того как я сказал ему, где ее найти. Он принес мне мои деньги и велел мне помалкивать.
— Сколько? — спросил Луис. — За сколько ты продал ее?
Джи-Мэк сглотнул.
— Они обещали еще... если она сдаст им Серету.
Я отступил подальше от них. Если Луис хотел убить его, то пусть сделает это сейчас.
— Она моя сестра, — сказал Луис.
— Я не знал. Да не знал я! Думал, у нее никого нет. Не думал, что кому-то до этого всего вообще есть дело.
Луис схватил Джи-Мэка за горло, уперев дуло пистолета в грудь. Лицо Луиса исказилось, и откуда-то из глубины его тела с силой вырвался вопль, из той глубины, где хранилась его любовь, преданность, окруженные стеной всего того зла, которое он свершил.
— Не надо, — взмолился сутенер, теперь уже плача. — Прошу вас, не надо. Я знаю больше. Могу сказать.
— Говори. — Луис приблизился к нему так близко, что кровь изо рта Джи-Мэка брызгала на его лицо.
— Я пошел за этим типом, после того как тот принес деньги. Хотел знать, где смогу найти его, если придется.
— То есть в том случае, если нагрянут полицейские и тебе придется сдать его, чтобы спасти свою шкуру.
— Вовсе нет, поверьте, без всякой мысли!
— И?
— Отпустите меня, — попросил Джи-Мэк. — Я скажу вам, только отпустите меня.
— Ты еще и издеваешься надо мной!
— Послушайте, прошу вас, я поступил плохо, но сам я не трогал ее. Вам надо поговорить с ними, у них узнать, где она, что с ней. Я скажу вам, где найти их, но отпустите меня, и я уйду. Я уйду из города, и вы никогда не увидите меня снова, клянусь.
— И ты хочешь добиться сделки с тем, кто воткнул ствол в твою грудь?
Тут вмешался Эйнджел.
— Мы не знаем, что она мертва. Может, еще есть шанс найти ее живой.
Луис перевел взгляд на меня. Если Эйнджел играл хорошего полицейского, а Луис плохого, то мне отводилась роль где-то посередине. Но, если Луис убьет Джи-Мэка, меня не ждет ничего хорошего. Я не питал иллюзий: Мэкки с Дании пойдут по моему следу, а у меня нет никакого алиби. Сначала начнут задавать щекотливые вопросы, потом полезут в старые раны, а лучше бы оставить все как есть и не копаться в этом больше.
— Я скажу так: выслушай его. Поищем этого парня. Если он лжет, поступишь с ним, как сочтешь нужным.
Луис задумался. Все это время жизнь Джи-Мэка висела на волоске, и он знал это. Наконец Луис отступил на шаг и опустил пистолет.
— Где тот тип?
— Я проследил за ним. Это за Бедфордом.
— Похоже, купил ты себе еще несколько часов жизни. — Луис согласно кивнул.
* * *
Гарсия наблюдал за этой четверкой из своего укрытия. Он поверил всему сказанному Брайтуэллом и обещанной награде. Теперь на его запястье появилась метка, по которой он мог быть узнан другими подобными ему, но в отличие от Брайтуэл-ла он был простым пехотинцем, обычным призывником в большой войне возмездия. Брайтуэлл также носил метку на запястье, и хотя ее нанесли гораздо раньше, казалось, она никогда так и не заживет. Когда Гарсия подходил близко к Брайтуэллу, он иногда чувствовал запах паленой плоти, если зловоние, исходившее от этого жирного человека, не заглушало его.
Гарсия не знал, действительно ли толстяка звали Брайтуэлл. Надо сказать, он даже не задумывался над этим вопросом. Он доверял Брайтуэллу и был благодарен за то, что тот нашел его, привез в этот огромный город и дал место, где можно было работать и воплощать свои навязчивые идеи. Он только засомневался, разумно ли было не вмешиваться, когда эти трое приблизились к сутенеру Джи-Мэку, но он не пошевелился бы, пока Брайтуэлл не двинулся первым.
Они только немного опоздали. Минутой бы раньше — и эти незнакомцы нашли бы сутенера мертвым. Гарсия наблюдал, как двое из них подхватили Джи-Мэка под руки и двинулись прочь от его «доджа». Третий мужчина сначала вроде бы последовал за ними, затем остановился. Он внимательно оглядел переулок, его пристальный взгляд на мгновение задержался на тени, укрывавшей Гарсия, затем он запрокинул голову и начал сантиметр за сантиметром осматривать здания с их грязными окнами, выходящими на переулок, и разбитыми пожарными лестницами. Еще через минуту он уже догнал своих спутников, но двигался, пятясь назад, все время оставаясь спиной к ним, не спуская глаз с грязных окон, как если бы знал о присутствии противника.
* * *
Брайтуэлл решил убить их. Он отправится за этой четверкой, потом они с Гарсия разрежут их и займутся ими. Он не боялся их, даже над чернокожим мужчиной при всей молниеносности его движений витал дух неотвратимой смерти. Если сделать все быстро и чисто, то последствий можно не опасаться.
Брайтуэлл стоял в грязном коридоре, рядом с выходом на пожарную лестницу, откуда единственное окно выходило на переулок. Он предпринял меры предосторожности и удалил предохранитель из флуоресцентной лампы позади себя, чтобы его нельзя было заметить, если бы по какой-нибудь невероятной причине в доме включился свет. Наблюдатель собирался уже отвернуться от окна, как вдруг белый мужчина в темной куртке, стоявший к нему спиной все то время, пока эти трое возились с Джи-Мэком, обернулся и стал изучать окна. Когда пристальный взгляд этого человека задержался на окне, за которым стоял Брайтуэлл, тот почувствовал, что у него сжалось горло. Он сделал шаг к окну, его правая рука инстинктивно вытянулась и прикоснулась к стеклу, кончики пальцев замерли напротив фигуры мужчины там, внизу. Воспоминания пронеслись в его памяти: о падении, пожаре, отчаянии, гневе.
Воспоминания о предательстве.
Теперь мужчина внизу, в переулке, двигался спиной вперед, как если бы он тоже ощущал какое-то враждебное присутствие, которое было одновременно неизвестным и все же знакомым ему. Его глаза продолжали шарить по окнам над собой в поисках любого признака движения, любого проявления того странного ощущения, которое заполняло все его существо. Наконец он исчез из поля зрения Брайтуэлла, но толстяк не двигался. Он почему-то закрыл глаза и, весь затрепетав, прерывисто выдохнул, все мысли об убийстве разом покинули его. То, что так долго и упорно ускользало от него, теперь неожиданно раскрылось ему, переполнив восторгом.