Интервью с психоаналитиком оказалось пустышкой. Во время записи мне казалось, что я вставила несколько толковых замечаний, но, слушая теперь со стороны, я поняла, что оно увлекает не больше, чем слушания в сенате вопроса о некоммерческой сети кабельного телевидения. Психоаналитик не смог сказать ничего интересного по той простой причине, что сама тема была неинтересной.
Я оказалась в тупиковой ситуации, и, хотя я попадала в них и раньше и умудрялась как-то выжить, удовольствия это не доставляло.
Я решила, что у меня нет другого выбора, как только позвонить Дону, журналисту, с которым я познакомилась на вечеринке в прошлый четверг и который заявил, что у него лежит старое досье по вопросу массовой истерии и он с радостью оставит его у своего консьержа, если оно мне понадобится. Дон жил всего в двух кварталах от Юнивер-сити-плейс, и наложить лапу на эти материалы было для меня раз плюнуть.
Я позвонила и оставила на автоответчике сообщение, но не успела положить трубку, как телефон зазвонил, и это оказался Дон.
— Извини, я как раз выходил из душа. Значит, тебе все-таки нужно это досье? Я так и понял.
— Вообще-то материала у меня предостаточно, — солгала я. — Просто я подумала, что было бы неплохо собрать все, что можно. Если ты оставишь его у своего консьержа, как обещал, я бы заскочила за ним.
— У меня есть идея получше, — заявил он, и по его тону было понятно, что он уверен в этом на сто процентов. — Может, ты зайдешь ко мне сегодня попозже, мы выпьем, и я объясню тебе, что там к чему. Просто, просматривая досье, ты сама не во всем разберешься.
Прекрасно, раздраженно подумала я. Значит, речь в тот вечер шла не о помощи одного журналиста-внештатника другому. Он ко мне клеится. Я попыталась представить его: кудрявые рыжеватые волосы, неправильные черты длинного лица. И еще он имел раздражающую привычку дополнять все свои замечания в разговоре со мной словом «леди»: «удачливая леди», когда я сказала, что сотрудничаю с «Глянцем»; «занятная леди» — когда я рассказала историю о редакторе отдела моды, назвавшей систему дизайнера двуличной, хотя имелась в виду двойственность.
— Очень мило с твоей стороны, — ответила я, подавляя раздражение. — Беда в том, что у меня совершенно нет времени. Сегодня вечером я иду на ужин. Может, я взяла бы сегодня досье, просмотрела его и, если нужно, встретилась с тобой на неделе?
— Без моих объяснений ты ничего там не поймешь, — забрюзжал он, и в этот момент я поняла, что не увижу досье, если не явлюсь к нему сама. Вот, дрянь! Однако я отчаянно нуждалась в информации.
— Я могу заехать по пути на ужин, — предложила я. — Около шести часов. В ресторан мне только к восьми.
Пусть думает, что у меня больше времени, чем на самом деле. А попав к нему, я дам ранний отбой.
— Ладно, идет, — согласился он слегка обиженно, потому что его шантаж не привел к ожидаемому результату. — Дом ты знаешь?
Я собиралась прогуляться до ресторана пешком вместе с Лэндоном, но теперь это исключалось. Я оставила ему сообщение, что встречусь с ним в ресторане в семь.
Рассерженная, я положила трубку и тут сообразила, что не проверила сообщения, оставленные за выходные. В пятницу два звонка было от приятелей, они хотели узнать, не поужинаю ли я с ними в выходные, — приятелей, которые не знали, что у меня были планы полностью омолодиться в великолепном спа, а затем вернуться в Нью-Йорк, готовой подцепить десяток горячих, свободных парней. Последний звонок был от специалиста по психологии преступников Паркер Лайл, с которой я пыталась связаться еще из Уоррена. И хотя я оставила ей номер своего мобильного, она по ошибке позвонила мне домой. Схватив трубку, я набрала ее номер.
Паркер ответила после первого же звонка, а по шуму на том конце провода я поняла, что она находится в аэропорту. Я сразу же перешла к делу, потому что Паркер предпочитала именно такой разговор. Описала место преступления, рассказала о майларе и обо всем, что знала про убийство.
— Ее изнасиловали? — спросила Паркер, обрывая меня на полуслове.
— Не знаю, — ответила я. — Копы не говорят, но признаков этого там не было, потому что она с головы до ног была завернута в бумагу. Есть вероятность, что это был чужой человек? Или все же кто-то из ее знакомых?
— Ну, незнакомцы обычно душат, это верно, — задумчиво протянула она. — Но так иногда действуют и мужчины, сильно разозлившиеся на конкретную женщину. Я предполагаю — и, разумеется, с такой скудной информацией это может быть только предположением, — что он ее знал и был очень зол на нее.
— Это точно мужчина, да?
— Это интуитивное восприятие. Это могла быть и женщина. Но к удушению прибегают, как правило, мужчины.
— А майлар? Что ты об этом думаешь?
— Она находилась непосредственно в спа?
— Да, но убийце пришлось сходить за ней в кладовую.
Она отвлеклась на секунду, потом я снова услышала ее голос:
— Извини, но мне нужно идти на посадку. Майлар — я правильно назвала? Выглядит как-то уж слишком сложно. Я бы сказала, что она что-то для него значила… но я в этом не уверена.
Откинувшись в кресле, я стала массировать голову. Я чувствовала, как набирает силу головная боль — один из тех сдавливающих голову как тисками приступов, от которых хочется лезть на стену. Что могла означать эта бумага? Она должна что-то символизировать, возможно, как предположила Ева, что-то связанное с прошлым Анны. Хотелось бы мне оказаться в спа, когда его откроют, чтобы исследовать кладовку, где хранится майлар, и рассмотреть рулон. Сейчас же я находилась так далеко от всего этого, словно вся история мне приснилась.
Остаток дня не задался. Я разобрала вещи, поняла, что не успеваю в тренажерный зал, перестирала кучу белья и подтвердила свой визит в «Глянец» на следующий день, чтобы проработать возможные темы статей с Кэт Джонс. Войти же в рабочий ритм мне так и не удалось.
Когда пришло время одеваться к ужину, особо стараться я не стала. Ресторан был непрестижный, в прованском стиле, кроме того, мне не хотелось подбрасывать дров в костер, который теплился в чреслах Дона. Я выбрала черную юбку до колен, черный свитерок с короткими рукавами и купленные в прошлом году короткие черные сапожки, вероятно, теперь уже безнадежно устаревшие, по мнению «Глянца». Из косметических средств я воспользовалась только румянами и блеском для губ. В пять сорок семь я натянула джинсовую куртку и покинула свою квартиру.
Когда я спешила по Девятой улице к Юниверсити-плейс, день уже ничем не напоминал бабье лето. Солнце почти зашло, и стало по-осеннему холодно. На клумбах в моем квартале буйно цвели пурпурные и желтые хризантемы, что сразу напомнило мне о парке при гостинице «Си-дар», об Анне и о том, как я неслась через лес, а еще о детективе Беке, которого я, вполне возможно, никогда больше не увижу.
До дома Дона я дошла меньше чем за пять минут. Назвалась консьержу, и он стал звонить в квартиру Дона по интеркому, поглядывая на меня — я могла поклясться — с жалостью, словно я пришла к налоговому инспектору. Дон, со своей стороны, распахнул дверь своей квартиры с улыбкой, которая говорила: он уверен, что я только что пополнила число самых счастливых девушек на земле.