Подойдя к ресторану, я увидела в окне Лэндона — или скорее его макушку со стрижеными серебристыми волосами, — он сидел за столиком и читал. Ему семьдесят, лет на тридцать — сорок больше, чем большинству моих друзей, но мы отлично ладим, а после моего развода общаться с ним было намного легче, чем с некоторыми из моих приятелей. Поскольку жил он по соседству, мне и нужно-то было протащиться десять шагов до его квартиры. А поскольку он не был знаком со мной во время моего замужества — во всяком случае, дальше обмена приветствиями дело не шло, — в его присутствии я не испытывала никакой неловкости. Какими бы участливыми ни были мои друзья, я не могла отделаться от мысли, что за моей спиной они говорят: «Неужели она не знала, что он играет?» или «Боже, я подарила им бокалы для бара от Саймона Пирса за две сотни долларов, а они прожили вместе всего полтора года!»
Как только Лэндон меня заметил, он отложил свое чтение, снял очки и поднялся мне навстречу. Он смотрелся настоящим франтом в темно-синем пиджаке, рубашке в бело-голубую полоску и желтом галстуке. Плюхнувшись напротив, я увидела, что он изучал каталог креплений для осветительных приборов. Видимо, нужно по работе — Лэндон зарабатывал на жизнь, оформляя холлы.
— Как поживает проект Шестьдесят восьмой улицы? — спросила я.
— Лучше — после того как я поставил клиентке диагноз, — ответил Лэндон.
— Она больна?
— Нет, она не в себе, — ответил он. — Я считаю, что она стоит на грани раздвоения личности. Я посмотрел в справочнике и нашел, что оно характеризуется чередующимися приступами идеализации и девальвации. Мне кажется, если человек говорит тебе, что ты блестяще справляешься с работой, а в следующую минуту заявляет, что создаваемый тобой интерьер похож на интерьер автостанции в Парамусе, Нью-Джерси, это подходит под данное описание.
Я поинтересовалась последними сведениями на его любовном фронте. Семидесятилетнему гею найти партнера не так-то просто, и это было главной причиной его обычного в последние годы плохого настроения. В настоящий момент не существовало даже искорки надежды.
— А как ты, дорогая? — спросил он. — У тебя был такой замученный вид, когда ты вошла.
Я быстро рассказала ему о коктейле с Доном и о том, что он заманил меня к себе не потому, что посчитал милашкой, а потому, что хотел с моей помощью пролезть к моей начальнице Кэт Джонс.
— Я-то ломала мозги, как бы повежливее его отшить, а на самом деле я его ничуть и не интересовала. Разве от меня сейчас исходят какие-то флюиды, отпугивающие мужчин?
Он слишком долго размышлял над моим вопросом.
— Ты слишком долго думаешь! — рассердилась я. — Значит, по-твоему, это так?
— Нет-нет, я просто вспомнил замечание моей сестры в адрес нашей кузины Рут. Она говорила, что в присутствии мужчин она начинает вонять, как скунс.
— И ты считаешь, я тоже? Воняю, как скунс?
Он не успел ответить, потому что подошел официант и спросил, что я буду пить. Я заказала бокал каберне.
— Естественно, ты не воняешь, — возразил Лэндон, как только официант удалился. — По крайней мере как правило. Но сейчас твое сердце занято другим, я бы так сказал. Мне кажется, ты посылаешь вибрации, которые говорят: «Не тревожьте меня». Кстати, как ты отдохнула в спа? Я был уверен, что ты собираешься с его помощью прочистить мозги.
— Если я показалась тебе замученной сегодня, то посмотрел бы ты на меня в выходные. Кстати, я припасла для тебя историю — грандиозную, невероятную, жуткую. Может, сначала сделаем заказ?
Вторично заарканив и отпустив официанта, я начала рассказывать. Лэндон принадлежит к числу тех людей, которые любят, чтобы история излагалась во всех подробностях, поэтому я поведала о случившемся, не упуская ничего. Кроме своих легких порнографических фантазий в отношении детектива Бека. Когда я закончила, мы с Лэндоном уже разделались с салатами и отдавали должное горячему.
— Как потрясающе и как ужасно, — прокомментировал Лэндон. — И она была полностью завернута в серебристую бумагу? Как буханка чесночного хлеба?
— Ну, в таких выражениях я об этом не думала, но — да, все верно.
— Что ж, я рад, что ты вернулась в Нью-Йорк. Знаю, как ты любишь совать свой очаровательный носик в подобные дела.
О чем я Лэндону не сказала, так это о своем решении вернуться в Уоррен, как только сдам статью по массовой истерии.
За тарелкой профитролей, которую мы заказали одну на двоих, мы обсудили суперновый парик-накладку и планы Лэндона слетать в Австралию вместе с племянником.
— Что тебе нужно, Бейли, так это настоящее путешествие. Я имею в виду не туда, где убивают персонал. Ты не созрела для долгого приятного приключения?
— Согласна, что мне нужно совершить нечто подобное. И в принципе я не против путешествий в одиночку. Но пока не готова для такой поездки.
— А твои старые университетские подруги? Можете с тобой поедет кто-нибудь из них?
— Они все повыходили замуж… у них дети. Они или никуда не ездят, или ездят на семейные курорты, где в бассейнах вода наполовину разбавлена мочой. Слушай, хочешь, пойдем ко мне, выпьем по «Маргарите»? Мне кажется, я довела свой рецепт до совершенства.
— О, Бейли, прости меня. Я пообещал своему другу Томасу, что после ужина зайду к нему. Он живет тут рядом и хочет, чтобы я помог ему с презентацией, которую он готовит. Если бы я знал, что понадоблюсь тебе, я бы отказался.
— Ничего страшного, — улыбнулась я, хотя внезапно испытала сильнейшее желание разреветься.
— Я бы отказался в одну секунду, но для него это очень важно.
— Нет-нет, не волнуйся, — сказала я. — Мне все равно надо работать.
Мы обнялись на прощание, и я в отвратительном состоянии духа потащилась домой. Было ли это реакцией на весь тот страх, что я испытала в выходные, или на мой непривычно усеченный день? Было ли оно результатом моей бесплодной попытки помочь Дэнни? Или следствием разговора с Лэндоном и осознанием, насколько неопределенно мое будущее?
Всю дорогу до дома я прошла пешком, кутаясь в джинсовую куртку под порывами колючего ветра. Подходя, я заметила человека, который стоял, прислонившись к стене. К моему несказанному изумлению, это оказался Джек Херлихи.
Я в панике замерла на тротуаре. Прошлым летом я засекла этого типа на улице с двумя женщинами, и поскольку это унизительное воспоминание по-прежнему занимало почетное место в моей голове, первая мысль была — Джек, наверное, встречается с кем-то из моего дома. Не успела я решить, что делать, как он оглянулся. Улыбнувшись, Джек расслабился, и я поняла, что ждал он меня.
С тяжело бьющимся сердцем я пошла к нему. Допустим, подумала я, он здесь, чтобы повидаться со мной, но какого черта ему нужно? Его улыбка стала шире, и он сделал несколько шагов мне навстречу. На нем были черные слаксы, белая рубашка с открытым воротом и свободный пиджак в мелкую черно-коричневую клетку. Шикарный прикид, словно отправился ужинать к северу от Четырнадцатой улицы.