— Не понимаю… — Макс покачал головой. — Она же твоя дочь!
— Я потерял и сына и дочь, и у меня было десять лет, чтобы смириться с этим. Если ты приехал сюда говорить о Сине, то допивай свою воду и проваливай. В этом доме о ней больше не говорят.
Макса бросило в жар, словно он очутился на раскаленных углях жаровни.
— Я пришел сюда не для того, чтобы спорить с тобой. Но мне до сих пор хочется выяснить, что тогда произошло, и я собираюсь получить ответ.
— Какой еще ответ?
— Тебе о чем-нибудь говорит имя Вилкенс?
— А должно?
— Возможно, этот человек ловил рыбу в ручье, когда мы гуляли там с Синой. Незадолго до ее исчезновения. Ты ведь тоже развлекался рыбалкой, верно?
— И что? Многие там рыбачили. Но никакого Вилкенса я не знаю. Я всегда ходил на рыбалку со стариной Саутером, пока тот коньки не отбросил.
— Саутер? Родственник Йенса Саутера, с которым я ходил в школу?
— Да, его дед, Рихард Саутер. Иногда с нами бывал и его племянник, кажется, его звали Эдуард. Вообще-то, ты должен быть с ними знаком. Саутеру раньше принадлежала старая гостиница с кегельбаном в Пеннигсале. Но почему тебя это интересует?
— Старый Саутер еще жив?
— Говорю тебе, умер давным-давно. С тех пор гостиница пустует. А теперь, черт побери, скажи мне, почему ты спрашиваешь меня об этом? Это как-то связано с Синой?
— Ты же сам пару минут назад сказал мне, что тебя не интересует, что случилось с Синой. Так что не будем об этом.
Отец откинулся на спинку стула и, запрокинув голову, посмотрел на потолок. Его губы плотно сжались, дыхание участилось, широкая грудь вздымалась и опускалась под клетчатой рубашкой. Макс разглядел морщины на его горле. Когда отец опустил голову, его глаза влажно блеснули.
— Мать долго ждала твоего возвращения. Очень долго. А вот я не ждал. Я знал, что так будет лучше. Если бы после твоего ухода прошло года три-четыре, и ты явился бы ко мне на порог, как сегодня, я проломил бы тебе череп. Но когда алкоголь выветривается из крови, многое меняется. Мы перестали ждать и перестали надеяться. Но кое-что не изменилось и не изменится никогда! — Отец пристально посмотрел ему в глаза. — Ты бросил сестру в беде и разрушил нашу жизнь. Это единственный ответ, который ты тут получишь.
Вот отец и высказал то, к чему Макс так долго готовился. Унгемах-старший не мог и не хотел его простить. Умение прощать было ему не дано. Кроме того, отец не задумывался о том, кто в действительности был виноват в сложившейся ситуации. Макс твердо решил объясниться с отцом раз и навсегда. Сжав зубы, он с трудом сглотнул и кивнул.
— Да, ты прав, мне нельзя было тогда идти играть в футбол. А вам двоим нельзя было пить. У вас нет права сваливать всю вину за происшедшее на меня. Мы все трое виноваты в том, что Сина погибла, но вы-то были взрослыми, и потому ваша вина тяжелее вдвое! — Макс повысил голос, все еще пытаясь сдержать гнев.
— Значит, ты пришел сюда после всех этих лет не для того, чтобы попросить прощения. — Отец задумчиво смерил его взглядом.
— Прощения?! — Макс хрипло расхохотался. — Мне не за что просить у вас прощения. Если кто и должен покаяться, так это ты. В первую очередь ты! — Парень покачал головой. — Кстати, а тебе известно, что некоторые до сих пор подозревают в убийстве Сины тебя?
Отец обомлел, в его взгляде ярость сменилась печалью и стыдом.
— Уходи, — холодно произнес он.
И вдруг Максу стало жаль отца. Он сожалел о том, что рассказал старику об этих чудовищных подозрениях.
Если бы отец начал орать, возмущаться, оправдываться… все было бы иначе. А это тихое отчаяние травило Максу душу.
— Извини, — потупившись, сказал он.
Никакой реакции. Старик молча стоял у окна.
— Послушай, я…
— Убирайся вон, пока я не вышел из себя, — перебил его отец.
Встав, Макс прошел к двери и оглянулся.
— Знаешь что, отец? Твоя злость ослепила тебя… Даже Сина видела больше, чем ты сейчас. Но разбираться с этим тебе придется самому.
С этими словами он вышел из дома, оставив отца за спиной.
До ворот парень еще сумел добраться спокойно, но, едва закрыв за собой калитку, бросился бежать.
Он мчался по пыльному гравию тропинки, когда из-за спины до него донесся срывающийся голос:
— Да пошел ты!
Макс побежал еще быстрее.
Франциска звонила, стучала в дверь магазина, даже пинала ее ногой. Она видела свет где-то в дальних помещениях дома и не собиралась уходить отсюда.
И вдруг в зале лавки кто-то появился, вынырнув из полумрака, как «Летучий Голландец» из тумана.
Какой-то мужчина подошел к двери, поднял голову и отшатнулся. Франциске показалось, что он ждал кого-то другого. Она подняла руку, чтобы показать незнакомцу, что заметила его. Только после этого он нерешительно потянулся к ручке двери и распахнул ее.
— Я забыл вывесить табличку на дверь. К сожалению, сегодня мы закрыты. Видите ли, мне нездоровится… — Мужчина смотрел не на Франциску, а на пол.
Готтлоб, не раздумывая, вытащила из сумочки удостоверение и сунула его мужчине под нос.
— Франциска Готтлоб, полиция Ганновера. Вы Эдуард Саутер?
Он жадно впился взглядом в удостоверение. Один глаз у него подергивался.
— Да, я Эдуард Саутер. Чем могу вам помочь?
— Если вы не против, мне хотелось бы задать вам пару вопросов, господин Саутер.
— Пару вопросов… Не знаю… Я, признаться, тороплюсь. О чем идет речь?
— Это не займет много времени. — Франциска мягко улыбнулась.
— Ну что ж… Хорошо… Заходите, пожалуйста. — Он пропустил комиссара в магазин.
Протиснувшись мимо этого высокого худощавого бородача, Готтлоб спрятала удостоверение.
Первым, на что она обратила внимание в лавке, был запах. Конечно, в любом зоомагазине должно довольно странно пахнуть. Франциска помнила, как когда-то впервые зашла в подобное место. Тогда они с отцом покупали хомячка. Вообще, в жизни Франциски сменилось шесть хомяков: животные погибали быстро. В тот раз в зоомагазине пахло достаточно приятно — кормом, животными, свежим сеном, теплой влагой аквариумов. От такого запаха у любого малыша загорались глаза.
Но тут пахло иначе.
В воздухе угадывался запах предыдущих поколений Саутеров. Старый, едва уловимый, душный запах. Он перемешивался с ароматами корма, оставаясь где-то на втором плане.
Животных в лавке почти не было, зато у левой стены продолговатой комнаты стояли три едва освещенных аквариума с несколькими рыбками.