Он был создан из противоречий. Он мог быть счастлив как ребенок, любуясь чем-нибудь, и вдруг заявить такое. Наверное, потому, что он старше. Ему многое пришлось повидать в жизни, не то что мне.
Мы сидели в уличном кафе, пили эспрессо и наблюдали за прохожими. У Ната было доброе и довольное лицо. Я привстала и поцеловала его в щеку, мысленно обещая себе быть с ним терпеливой и сделать все для его счастья.
Телефон зазвонил, когда Имке и Мерли стояли, склонившись над картой. В их местах было так много старых деревень и городов. Как же узнать, в который из них этот тип потащил Ютту?
— Я сейчас приеду, — сказал Берт, выслушав Мерли.
И полчаса спустя он сидел с ними за столом, и Мерли рассказывала ему, как она пришла к своим заключениям:
— Его зовут Нат, ему под тридцать и…
— Как-как его зовут?
— Нат.
— Среди сборщиков клубники есть один по имени Натаниел Табан. Его все зовут Нэт.
Имке и Мерли одновременно вздрогнули и уставились на комиссара круглыми глазами.
— Я только что был на ферме, но не застал его. Говорят, он поехал к врачу.
— Мерли, пожалуйста, вспомни, не упоминала ли Ютта название этого города? — с мольбой сказала Имке. — Подумай.
Мерли обхватила руками голову. Зажмурила веки. Но вспомнить ничего не могла. Потому что Ютта не называла этого города. Ютта стала тихой и скрытной. Как Каро.
Он немного успокоился, глядя на красоту, что была вокруг. И все же, хотя пока ничего не случилось, у него было ощущение, что рука комиссара уже легла ему на плечо. Ютта и не догадывалась о том, что происходит у него внутри. Когда их взгляды встретились, она улыбнулась. Ее волосы и лицо сияли под солнцем.
Дикий зверь, загнанный в угол, — вот кто он был. Он давно понял, что не властен над своими чувствами, что, наоборот, они управляют им. Мозг был бессилен против них.
Дабы подбодрить себя, он мысленно повторил, что у полиции против него ничего нет. Время для маневра еще оставалось.
— Давай прогуляемся? — предложила Ютта.
Юная, беззаботная. На лице не было ни одной морщины, ни единого следа прошлых разочарований. Он махнул официантке, прося счет.
По дороге в полицию Берт позвонил Арно Калмеру и спросил, какой марки машина у Натаниела Табана.
— «Фиат-пунто», темного цвета, — ответил фермер.
— А номер не подскажете?
— Минуточку.
Берт услышал шаги, лязг, шаги, шелест бумаги.
— Нет, извините, не подскажу. Может, у рабочих спросить?
— Спасибо, не надо.
Номер узнать было нетрудно. А что потом? Какие обвинения он может предъявить Натаниелу Табану? Засохший цветок? Черный платок? Стихи погибшей девушки? Дневник? Там не встречалось имени Натаниел, Нат или Нэт. У него не было доказательств вины Натаниела Табана. Никаких фактов, подтверждающих, что он сейчас с Юттой. Ничего, кроме подозрений. И опять же — чутья.
Натаниел Табан числился постоянным жителем одной из деревень на юге Германии. Полицейские побывали у его квартирной хозяйки. Она сказала, что господин Табан часто в отъезде, но когда он дома, ведет себя тихо и никогда не создает проблем. По всему выходило, примерный жилец. Беспроблемный. Все бы такими были. Опять ничего. Однако Берт начал расследование, имея на руках еще меньше улик, чем было у него сейчас. Он немедленно объявит Табана в розыск. Но опасность для Ютты становится слишком велика.
Он дал себе слово, что больше никогда не станет отключать телефон, чтобы спокойно пообедать. Представив себе, как Мерли безуспешно пытается ему дозвониться, он покрылся холодной испариной. Прямо в машине он набрал номер и отдал приказ начать розыск Натаниела Табана.
— Идем, — сказал он, — поехали домой.
Он соберет вещи и уедет. С ней. Нет, стоит ли так торопиться? Может быть, есть другие пути?
— Домой? — удивилась Ютта. — Но мы только приехали.
— Ютта! Пожалуйста! — Мысли в голове путались. Как тут принять верное решение?
— Что ж, если ты хочешь… — Ютта огляделась, будто прощаясь со всем тем, что собиралась увидеть.
Пусть она промолчала, но трудно было не догадаться, что ей жаль уезжать. С одной стороны, ему нравилась ее сдержанность. С другой стороны, это его бесило. Он хотел знать наверняка, о чем она думает, что чувствует. В ее сознании имелось слишком много мест, где она могла спрятаться, где она была одна и он не мог достать ее.
Когда они шли к машине, он взял ее за руку — дабы она снова не ускользнула от него, погрузившись в собственные мысли.
Она никогда не должна покидать его.
Они остались ждать в квартире. Имке села у окна, глядя вниз на улицу. Мерли решила испечь торт. Когда вернется Ютта, они накроют стол. Ютта любит сюрпризы.
Кошки гонялись друг за другом по квартире, игриво фыркая и урча. Мерли была рада слышать эти звуки кошачьей возни: с тех пор, как уехал комиссар, Имке не проронила ни звука, а в тишине, как известно, рождаются чудовища.
Триста семьдесят пять граммов муки, щепотка соды, яйца. Мед вместо сахара. Загустевший мед плохо перемешивался. Она добавила молотый миндаль, вишни. Ручной труд успокаивает нервы. Но мысли не отключает. Она вспоминала Каро. Ее смех. И ее мертвое лицо. Их последнюю ссору с Юттой. Записку Ютты она положила в карман, чтобы держать ее всегда при себе и перечитывать. Потом в ее мысли прокрался этот человек. Темная, зловещая тень. Мерли поспешно прогнала ее.
Надо попробовать с ней поговорить. Сейчас же. Немедленно. В конце концов, выбора у него нет. Жить дальше, как он жил до сих пор, он больше не может.
С чего же начать? Как подступиться? Ютта не готова услышать правду. Пока не готова. Как ее подготовить? Предложить ей поехать в путешествие? Ничего не сказав матери и подруге? Нет, не выйдет. Она не Каро. Каро понравилась бы такая игра. Что же делать? Время работает против него.
С Натом вдруг что-то произошло. Руки у него дрожали, он гнал как сумасшедший. Мне хотелось спросить его, что случилось, но я не смела. Он мгновенно переменился — стал мрачным, холодным, чужим. Я молча сидела и смотрела на дорогу. Включить радио я тоже не осмеливалась. Время от времени он бросал на меня суровые взгляды. Куда подевалась нежность в его глазах?
Никогда прежде я не ведала такой ужасной нерешительности и неуверенности в себе. Мне до боли хотелось его, но боялась, что он меня оттолкнет. Это чувство было мне знакомо. Когда отец хотел меня наказать, он становился суровым и замкнутым, показывая мне, что больше меня не любит. Обычно я даже не догадывалась, в чем моя вина и отчего он злится.
Я выпрямилась. Сделала глубокий вздох. Затем повернулась к нему и спросила: