Он сжал ее плечо.
— Так ты согласилась бы?
— О да, мой господин. Но только чтобы мы жили в уютном маленьком домике на берегу моря. Я ходила бы купаться каждое утро перед завтраком, на обратном пути покупала бы горячие булочки, будила бы тебя поцелуем, а школу бы бросила. А ты рисовал бы картины и писал книги под псевдонимом. Из шпионов ты ушел бы, потому что это слишком опасно, я тряслась бы за тебя.
— А еще у нас были бы дети, — подхватил он-то, что говорила Ютта, было очень близко к его собственным мечтам о будущем. — Два мальчика и две девочки.
— А мальчики были бы похожи на тебя — с таким же носом и глазами.
— А у девочек были бы твои губы, волосы и твоя улыбка.
— И собака у нас будет — маленький песик, болонка. И чтобы две кошки на диване и цветы на подоконниках.
— И ты стала бы навек моей женой.
— И вечно, вечно, вечно любила бы тебя.
Она вырвалась и побежала вперед по тропинке. Смеющаяся. Счастливая.
Для нее это была игра. Его вопросы она не восприняла всерьез.
Малле сидел на стуле, упрямо насупившись, точно провинившийся ребенок, и мял в руках потрепанную бейсболку.
— Мы пили пиво, говорю вам. Слово вам даю.
«Чего оно стоит, твое слово?» — подумал Берт.
— Свидетели?
— Нас многие видели, но кто конкретно — сказать не могу. В пивной было полно народу, но большинство пьяных, так что я не знаю, кто мог бы поручиться.
— Табан был с вами все время?
Малле кивнул.
— Целый вечер?
Малле снова кивнул.
— Мы вернулись домой ночью, после полуночи.
— Пьяные?
— Да, наклюкались оба, Нэт и я.
— Как вы добрались до дома?
— Он был с машиной.
— Кто из вас вел машину?
— Он, конечно. Он никого не пустит за руль.
— Но вы оба были пьяны.
Малле в волнении нацепил кепку.
— Знаете, ему все нипочем. Вести машину он может, сколько бы ни выпил.
— Что ж, спасибо. На сегодня все.
— На сегодня? — поморщился Малле. — Вы опять…
— Если появятся вопросы, я вас вызову, — ответил Берт не дослушав.
Малле встал и нерешительно двинулся к двери.
— Минуточку, господин Клестоф.
Малле остановился и с кислой миной обернулся, ожидая новых неприятностей.
— Вы действительно не знаете, где сейчас ваш друг?
— Нет. Он мне никогда не говорит, куда едет. Если бы я знал, сразу сказал бы вам. — С этими словами Малле открыл дверь и выскочил в коридор, оставляя позади запах из смеси пота, мыла и одеколона после бритья.
Берт распахнул окно, чтобы глотнуть свежего воздуха.
Значит, Малле Клестоф был пьян. Буквально как свинья. Точнее, до беспамятства. Выходит, у Натаниела Табана нет никакого алиби. Скорее всего, он внушил Малле, что они целый вечер были вместе.
Он почувствовал прилив душевных сил. Кажется, мечты его готовы были исполниться. Но в полной мере насладиться своей радостью он мог лишь после того, как Ютта все узнает и даст ему окончательное согласие.
Мне не нравилась эта игра. Он слишком серьезно воспринимал ее. Настолько серьезно, что игра уже и не походила на игру. Я рассмеялась, чтобы разрядить неловкость. Когда была с Натом, я все равно не могла долго ощущать неловкость.
А он все не унимался. Мы все-таки еще многого не знали друг о друге. Например, ему еще предстояло узнать, что я люблю спокойствие и гармонию и терпеть не могу ссор. Что я порой плачу по пустякам. Что часто бываю не уверена в себе. И у него, разумеется, есть странности. Вот как сейчас.
— Ютта, это для меня очень важно, — сказал он, останавливаясь. Свет и тень сменялись на его лице. — Ты…
Я поцеловала его и обняла под футболкой. «Не надо слов, — молча попросила я, — просто чувствуй меня».
Было очень тихо, только пели птицы. И даже их голоса звучали приглушенно. Идеальное место, идеальное время. Мы так долго ждали…
— Позволь мне показать тебе, как много ты значишь для меня, — прошептала я.
Он на мгновение замер, а затем крепче меня обнял.
Имке очень хорошо помнила, как Ютта была маленькой. Это было словно вчера. И даже запах детского крема, шампуня и присыпки щекотал ей ноздри. Вечерами Имке сидела у кроватки дочери и слушала, как та дышит, чуть не плача от умиления. Чисто животные инстинкты. Он чувствовала, что нужно ее ребенку, и старалась удовлетворить эти нужды. Если что, за Ютту она дралась бы как львица. А теперь что? Теперь львица стала старой и беззубой? Почему она сидит и ждет вместо того, чтобы помочь? Но как? Ребенок вырос и жил своим умом. Имке частенько не знала, что у дочери на уме.
Ей захотелось срочно позвонить мужу, хотя и бывшему. Он был единственным человеком, который мог понять и разделить ее страхи.
Она позвонила ему на работу. Услышав его голос, она чуть не разрыдалась. Рассказав ему вкратце, что произошло, попросила:
— Будь у телефона. Вдруг Ютта позвонит.
— О боже, — пробормотал опешивший бывший муж.
После их разговора Имке забегала по кухне, спрашивая себя, попали бы они сейчас в такую переделку, если бы им удалось сохранить семью. Ей пришлось зажать уши руками, чтобы не слышать голосов, звучащих в голове.
Он не хотел, не хотел, чтобы так получилось. Он совсем не хотел этого. Слишком скоро. Он не был готов. Она была не лучше, чем другие. Такая же, как все… Слезы брызнули из глаз и побежали по лицу. Он не вытирал их. Скорбь сменилась гневом. Яростным, бешеным, лютым гневом. Ее пальцы вцепились ему в волосы. Она шептала ему нежные слова, которых он не слышал. Он любил ее. Как она могла нанести ему такой подлый удар? Убить все его мечты? Растоптать его чувства, его тело, его мысли? Издалека донесся крик. Крик, полный муки и ярости.
— Ютта, — шепнул он, — почему?
Кошки в обнимку спали на диване в кухне. Имке стояла, прислонившись к оконной раме, и смотрела на улицу. Она так долго не двигалась, что Мерли почти забыла о ее присутствии.
Вещи, что лежали на столе, она убрала. Она не нуждалась в постоянном напоминании. Она и без того никогда о них не забудет. На столе она расставила тарелки и чашки, достала торт. Свечи были готовы. Не хватало только Ютты.
— Хорошо, что сейчас не зима, — вдруг проговорила Имке, — зимой ждать труднее.
— Наверное, — осторожно согласилась Мерли, которой не хотелось спорить, хотя она и сомневалась, что время года играет здесь какую-то роль.