— Ну, если вам так интересно, — произнесла она чуть ли не шепотом, — то он пришел к Дикеру.
При последнем слове будто по сигналу раздался телефонный звонок. Судя по виду секретарши, на другом конце провода был кто-то из кабинета Дикера.
Она положила трубку и сложила губки:
— Звонила помощница господина Дикера. Она приносит извинения, господин Дикер очень занят и не может вас принять. Вероятно, освободится позже.
— Спасибо, — ответила я, разозлившись.
Хотя секретарша тут ни при чем. В конце концов она назвала мне фамилию человека, оставившего меня в состоянии сладостного вожделения.
Я вернулась к диванчику, взяла сумочку и пакет и собралась спускаться на шестнадцатый этаж, но, как только открыла стеклянную дверь, из комнаты рядом с ресепшеном вылетел Том Дикер. Он направлялся к лифту со скоростью кардиолога, бегущего к пациенту с сердечным приступом.
Вот это шанс. Я открыла дверцу и придержала для него. Он сухо кивнул, закрыв ее за спиной.
— Господин Дикер, я Бейли Уэггинс, журналистка «Базза», — представилась я, как только мы встали рядом с лифтом.
— Как у вас дела? — спросил он, недовольно тыча на кнопку вниз. Дикер походил на огромный шар энергии, втиснутый в узкий костюм, нечто вроде раздутого пакета сублимированного кофе. Складывалось такое впечатление, что, если проделать дырочку в рукаве, оттуда хлынет поток электрических зарядов.
— Неплохо. Я пишу криминальные очерки, и Нэш уполномочил меня осветить смерть Моны. Не могли бы вы уделить мне некоторое время?
— Я и так потратил час с этим вашим… Райаном, — сказал он, еще раз ударив по кнопке лифта. — Разве этого мало? Я очень занят, как вы сами догадываетесь. Приходится решать уйму вопросов.
— Понимаю. Райан пишет краткую биографию, — пояснила я. — Но мы также должны сделать очерк о преступлении, чем я и занимаюсь. Мне нужно установить последовательность действий Моны за час до трагедии. Насколько мне известно, она поднялась к вам в кабинет незадолго до нападения.
Дикер застыл, вся его нервная дрожь вмиг испарилась. Как-то странно было видеть главу журналистской империи без всякого движения, с прикованными ко мне голубыми глазенками.
— Да, она заходила ко мне тем вечером, — заявил он. — И что тут такого?
— Нет… То есть… ничего такого, — запинаясь выдала я. — Я просто пытаюсь воссоздать точную хронику событий: где Мона была и как долго. У вас она, кажется, задержалась всего на пару минут. — Судя по выражению лица моего собеседника, я его раздражала, а это плохо. Я слабо улыбнулась, чтобы хоть как-то разрядить атмосферу.
— Верно, — сказал он. — Мона зашла сообщить, о чем главная статья номера. Обычно я прошу ставить меня в известность заранее во избежание звонков с угрозой иска за клевету с выплатой морального ущерба в сто миллионов баксов. Однако предыдущим днем я был за городом и упустил момент.
— «Капризы звезд в салонах красоты» ?
— Что?
— Передовица на этой неделе. «Капризы звезд в салонах красоты».
— Да, верно. Не спрашивайте меня почему, но люди обожают читать про такие вещи. Номер хорошо расходится. Я уже получил отчет.
— Тогда еще один вопрос. По словам помощницы, Мона поднялась к вам около семи. Как долго она была у вас?
— Едва рассказала, о чем статья. Пять — десять минут максимум.
Лифт объявил о своем прибытии привычным дзиньканьем, и Дикер с трудом сдержался, чтобы пропустить меня вперед, — так уж он спешил. Было бы глупо спрашивать, что за красавчик заходил к нему только что. Я поблагодарила его за помощь.
— Как, вы говорите, ваше имя? — спросил он с суровым лицом, когда дверь лифта открылась на шестнадцатом этаже.
— Бейли Уэггинс, — ответила я, ощущая себя школьницей, которую застукали за рисованием граффити на стене школы.
В приемной на шестнадцатом этаже стояла тишина — одна секретарша и никаких полицейских, — но внутри редакции бурлила активная деятельность. Я направилась прямо в отдел оформления. Сегодня должен прийти Харрисон, и за его столом как раз сидел человек с длинными белокурыми волосами. Когда я подошла, он работал над версткой страницы «Причуды моды».
Я представилась, объяснила, что пишу статью о Моне, и спросила, не может ли он уделить мне пару минут.
— Думаю, да, — сказал он, приподняв плечи. Я отвела его в полюбившийся мне малый конференц-зал.
— Спасибо, — сказала я, когда Харрисон вопросительно на меня посмотрел. — Я давно пытаюсь связаться с вами.
— Правда? Я стараюсь не высовываться. Это происшествие наделало шуму.
— Понимаю. Я слышала, вы работали допоздна в день убийства. Меня интересуют кое-какие детали.
Он вздохнул и снова нервно поднял плечи. Чуть ли не до ушей.
— Ой, как мне надоели эти расспросы, — пожаловался он. — Уже час потратил на полицейских.
— Обещаю не занимать у вас много времени. Нэш просил сотрудников оказывать мне содействие. — Я надеялась, упоминание имени начальника приведет его в чувства.
— Стоило ли забивать голову этой чепухой? Я придержал дверь для мужчины, а теперь все говорят, что он главный подозреваемый.
— Вы имеете в виду Робби Харта?
— Да. Но я понятия не имел, что его уволили. Я всего лишь фрилансер, поэтому известия доходят до меня позже всех.
— Понимаю, я тоже фрилансер, — сказала я и улыбнулась, пытаясь найти общий язык. — Вы не помните, во сколько ушли?
— Около восьми. У меня была назначена встреча в полдевятого. Знаете, как это бывает: выйдешь на две минуты позже, имея в запасе полчаса, и на десять минут опоздаешь, но если выйти на две минуты раньше, придешь вовремя.
— Да, мне это знакомо, — солгала я. — Так, значит, вы выходили, когда зашел Робби?
— Да, я всего лишь проходил через дверь. Он гаркнул, чтобы я ее придержал: пришлось повиноваться. Он же редактор, поэтому я не стал раздумывать.
— Как он выглядел?
— В поту.
— В поту?
— Да, весь взмок, будто сильно спешил. Голова прямо блестела.
— Было заметно, что он расстроен?
Харрисон медленно покачал головой:
— Не расстроен, а напряжен. Я подумал, что он, наверное, что-то забыл.
— Кто-нибудь продолжал работать?
— Нет. К половине седьмого оставалась только горстка человек, которые постепенно рассосались. Честно признаться, я работал над личным вопросом: у меня дома сломался компьютер. Когда закончил, редакция полностью опустела, если не считать Моны, конечно же.
— Вы видели Мону?